– Ладно-ладно, – сказала Майра примирительно. – Ты был убедителен. Плохо только, что несколько переигрываешь.
– Ради бога, Эд, не мог бы ты вывести эту женщину отсюда, пока я не перерезал ей горло?
– Хотел бы сделать тебе одолжение, но собираюсь домой. Сын слег с температурой. Ты хочешь сказать мне что-нибудь еще?
– Нет. Со статьей о Карлайле покончено. Спасибо тебе.
– Ладно. Спокойной ночи, – произнес Бишоп, поднялся и ушел.
– Почему ты тоже не идешь домой? – поинтересовался Долан у Майры, надевая пальто.
– Не слишком хочется возвращаться в гостиницу. Останусь здесь. Устроюсь…
– Понял. Ты думаешь, что я собираюсь привести к себе домой девушку, не так ли?
– Нет, что, черт возьми, заставило тебя так думать? – спросила Майра. – Я доверяю тебе безоговорочно, Майк, безоговорочно. Доверяю как раз настолько, что могу броситься со стеллажа со связанными за спиной руками.
– О господи! – вздохнул Долан.
– И на твоем месте, – продолжала Майра, – я не стала бы приводить домой никакую женщину. Спать втроем в твоей кровати – неуютно… Ты ничего не забыл? – остановила она Долана в дверях. – Не хочешь взять свой пистолет?
– Пусть он будет у тебя. Сделай мне одолжение: засунь дуло себе в рот и нажми на спусковой крючок. Но только не в моей постели. Там свежие простыни…
Когда Долан пришел за кулисы, спектакль почти заканчивался, шел четвертый акт «Анны Кристи», сцена, где Берк говорит Анне, что он расписался на Лондондерри за Кейптаун. Долан постоял за кулисами несколько минут, присматриваясь к новому актеру, который играл Берка, затем прошел через пожарный выход и спустился в Бамбуковую комнату. Дэвид, Джонни Лондон и Эйприл праздно развалились на плетеной мебели.
– Привет, Эйприл.
– Привет, Майк, – сказала она, вставая.
– Ну, я вижу, твои волосы в конце концов высохли.
– Надеюсь, переживу это, – сказала она и внезапно вышла из комнаты.
– Что с ней такое? – спросил растерянно Долан.
– Может быть, она шокирована, увидев тебя в театре, – предположил Дэвид. – С какой радости ты здесь?
– Я только что с вечеринки. Как ты, Джонни?
– Прекрасно. Ты выглядишь процветающим.
– Еще два платежа, и дело станет моим. Что за парень играет Берка? Я думал, эту роль сыграет Пат Митчел.
– У Пата приступ хандры, – ответил Дэвид. – Этого парня зовут Викоф. Выучил роль за восемь часов. Как он тебе?
– Я смотрел всего несколько минут. Выглядит недурно.
– Вполне тянет. Такие в труппе надолго.
– Что здесь делает Эйприл? Она занята в спектакле?
– Нет, скажи ему, Джонни.
– Это не мое дело. Сам скажи.
– Эйприл с ума сходит по Эмилю, – улыбнувшись, произнес Дэвид.
– Ты имеешь в виду Эмиля, электрика?
– Именно его.
– Когда это началось?
– Три или четыре дня назад. Только в этот раз ей на самом деле снесло крышу. Говорит, что она не может жить без него. Она рассказывала нам о его поэтической душе, когда ты вошел.
– Так вот почему она смылась. Джонни, а что думает об этом Рой Менефи?
– Он мрачен, как ад, но что он может поделать? Бедный ублюдок, жалко его. Будь она моей женой, всыпал бы по первое число.
– Да, ей это не помешало бы, – подтвердил Долан. – Где Майер?
– Полагаю, где-то на сцене.
– Пожалуй, я поброжу по театру. Увидимся как-нибудь на днях, Дэйв, и заодно поговорим, и я рассчитаюсь…
– Не торопись, Майк.
– Ну тогда пока, – сказал Долан, выходя.
На лестнице он встретил Тимоти Адамсона.
– Можешь уделить мне минутку, Майк? – спросил он.
– Конечно, Тим, давай поднимемся.
– Я рад видеть тебя здесь, – сказал Тимоти, следуя за ним по коридору. – Я собирался заскочить к тебе завтра.
– Что у тебя на уме?
– Ты знаешь, сколько уже я в этом театре, Майк?
– Да. Пару лет.
– Около трех. И все эти три года я ни разу не получил хорошей роли. Я всегда на подхвате. Я не жалуюсь, потому что раньше не было возможности занять меня – до последнего месяца… Помнишь, когда ты ушел из «Лилиан»? Твою роль отдали Дэвиду. Сейчас у Пата Митчела приступ хандры, и они ввели на роль Берка какого-то нового парня. Это, черт возьми, несправедливо.
– Я тоже так думаю, Тим, но почему ты не поговоришь с Майером об этом?
– Говорил. Он сказал, что не может доверить мне большую роль, потому что у меня нет опыта. Как, черт возьми, я могу приобрести опыт, если он не доверяет мне? Господи, я должен что-нибудь предпринять, я не сдамся. Я хочу достичь чего-нибудь в театре. Для ввода этого парня на роль Берка не было оснований. Я отлично знаю эту роль. Как я смогу стать хорошим актером, если никогда не получаю ведущих ролей?
– Ты прав, Тим, абсолютно прав. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Ты мог бы поговорить с Майером.
– От этого вряд ли будет толк. Он меня выгнал.
– Ну, я видел твой журнал и думаю: то, что ты пытаешься делать, здорово. Ты не можешь написать что-нибудь про ситуацию в нашем городе? Черт, они разбили мое сердце. Я бы не просил тебя ни о чем, но, в конце концов, это же театр-студия – место, где талантливые люди получают шанс. И пути для них здесь должны быть широко открытыми. А сейчас у нас с этим стало хуже, чем в бродвейском шоу.
– Ты совершенно прав, совершенно.
– Напишешь что-нибудь в журнале? Ты единственный в городе, кто может прямо сказать об этом.
– Да, что-нибудь напишу. Определенно напишу.
– Не обижайся на мою просьбу.
– Обижаться? Послушай, это самый приятный комплимент, который я когда-либо получал.
– Спасибо, Майк.
– Спасибо тебе, Тим. Ты видел Майера?
– Он там, около распределительного щита.
Долан кивнул и пошел по коридору мимо костюмерных и через другую пожарную дверь выбрался прямо на сцену, за кулисы. Там стояло несколько человек, и, когда его глаза привыкли к темноте, он обнаружил в углу около распределительного щита Эйприл и Эмиля, стоящих близко-близко друг к другу.
«Неуёмная маленькая сучка», – подумал Долан, глядя по сторонам в поисках Майера. В конце концов он увидел его, подошел и тронул за плечо, приглашая жестом выйти в коридор. Через минуту они тихонько удалились со сцены.
– Приходится не спускать с него глаз, – сказал Майер. – Первый вечер…
– Подсказываете ему?
