Деб долго смотрела на меня, прежде чем кивнуть.
— Да, — согласилась сестра, — я тоже в этом уверена. Она покачала головой, взглянула на Дуарте и вышла.
Он последовал за ней, а я чихнул.
— Gesundheit
[9]
, — сказал я самому себе, но лучше мне не стало.
Глава 8
В течение следующих нескольких дней я снова занимался охотой на «хонду». Каждый вечер я, немного задержавшись на работе, намечал себе очередной адрес и отправлялся туда на машине, если идти пешком оказывалось слишком далеко. Я возвращался домой, только когда становилось уже совсем темно и невозможно было ничего разглядеть, проходил мимо семейного стола и запирался в ванной, не говоря ни слова, с каждым вечером все более удрученный.
На третий вечер интенсивных поисков я вошел в дом в поту с головы до ног и понял, что Рита смотрит на меня, оглядывая сверху донизу, словно пытается обнаружить какой-то изъян. Я остановился и спросил:
— Что?
Она подняла глаза и покраснела.
— Ничего… просто уже поздно, и ты весь мокрый… я подумала… правда ничего.
— Я бегал, — объяснил я, недоумевая, почему вынужден оправдываться.
— Ты же поехал на машине, — заметила Рита.
Мне показалось, она уделяет слишком большое внимание моим делам, но, возможно, такова одна из маленьких странностей брака, поэтому я предпочел не заострять на этом внимание.
— Я заехал на школьный стадион, — сказал я.
Рита долго смотрела на меня, ничего не говоря, и в ее душе явно что-то происходило, хотя я понятия не имел, что именно. Наконец она произнесла:
— Да, теперь ясно.
Она встала и прошла на кухню, а я отправился в долгожданный душ.
Может быть, раньше я этого не замечал, но теперь каждый вечер, когда я возвращался после «пробежки», Рита встречала меня тем же загадочным напряженным взглядом, а потом шла на кухню. На четвертый день этого странного поведения я последовал за ней и молча встал на пороге. Она открыла шкаф, достала бутылку вина и налила полный бокал. Когда она поднесла его к губам, я, незамеченный, попятился.
Я не находил в происходящем никакого смысла; неужели существовала некая зависимость между моим приходом домой в состоянии взмыленности и решением Риты выпить вина? Я ломал голову, пока принимал душ, но через несколько минут остановился на том, что недостаточно разбираюсь в сложной теме брака и человеческих взаимоотношений, а еще меньше — понимаю Риту, но в любом случае у меня есть и другие заботы. Найти ту самую «хонду» было гораздо важнее, а я пока не достиг еще никакого результата, хотя в этой сфере являлся специалистом. Поэтому я перестал биться над разгадкой тайной взаимосвязи между Ритой и Вином, сочтя это еще одним кирпичиком в сплошной стене разочарований, которая воздвигалась вокруг.
Через неделю простуда прошла, а я вычеркнул много имен из списка, достаточно, чтобы задуматься, не трачу ли я драгоценное время понапрасну. Я затылком чувствовал горячее дыхание и испытывал все возрастающее желание нанести удар раньше, чем мой незнакомец нападет, но оно отнюдь не сделало меня ближе к Свидетелю. С каждым днем и с каждым вычеркнутым из списка именем я становился раздражительнее и даже начал грызть ногти, хотя отделался от этой привычки еще в школе. Я злился, испытывал сильнейшее недовольство и часто задумывался, не окажется ли напряжение непосильным.
Но мне по крайней мере повезло больше, чем офицеру Понтеру. Когда жестокое убийство Марти Клейна превратилось, так сказать, в постоянный тревожный гул на заднем плане, офицера Понтера тоже нашли мертвым. Он был полицейским, а не детективом, как Клейн, но, бесспорно, над ним поработал наш знакомый убийца. Он медленно и методично размозжил тело Понтера, превратив его в сплошной двухсотфунтовый синяк и переломав все крупные кости с тем самым терпением и тщанием, которые оказали столь несомненный эффект на Клейна.
На сей раз тело оставили не в патрульной машине на трассе 1-95. Офицера Понтера заботливо устроили в Бейфронт-парке, прямо перед Факелом дружбы, и в этом однозначно ощущалась ирония. Труп нашла молодая канадская чета, приехавшая в свадебное путешествие и отправившаяся рано утром на романтическую прогулку. Еще одно долгое воспоминание о чудесном времени, проведенном в нашем волшебном городе.
Приехав в Бейфронт-парк, я увидел маленькую компанию полицейских, охваченных чем-то вроде сверхъестественного ужаса. В этот относительно ранний час атмосфера тихой паники на месте преступления никоим образом не проистекала от нехватки кофе. Все присутствующие были напряжены, даже ошеломлены, словно увидели привидение. И я с легкостью понял почему: обычный человек не сумеет почти публично бросить труп и скрыться незамеченным. Бискайнский бульвар в Майами не назовешь уединенным и безлюдным местом, куда может заглянуть среднестатистический маньяк-убийца, чтобы избавиться от тела. Вблизи Факела всегда полно народу, но почему-то Понтера бросили именно тут, и, судя по всему, он пролежал Несколько часов, прежде чем его обнаружили.
Как правило, копы весьма чувствительны к прямым вызовам. Они считают оскорблением, если кто-нибудь занимается столь дерзким эксгибиционизмом перед носом у закона. Подобные случаи вызывают справедливую ярость всех правоохранительных органов. Но лучшие полицейские Майами полнились не гневом, а сверхъестественным страхом, точно разом собрались бросить оружие и обратиться за помощью в службу психологической поддержки.
Признаюсь, даже мне стало очень неприятно видеть так старательно размозженный труп на тротуаре рядом с Факелом. Я не понимал, каким образом живое существо прошло по одной из самых оживленных городских улиц и, оставшись незамеченным, подбросило в парк тело человека, столь несомненно и недвусмысленно мертвого. Никто, впрочем, не предположил вслух, будто здесь постарались сверхъестественные силы, — по крайней мере я этого не слышал. Но, судя по виду присутствующих копов, они не спешили вычеркивать чертовщину из списка.
Моя подлинная сфера компетенции — не всякая нежить, а брызги крови. Их-то здесь и не оказалось. Убийство, бесспорно, произошло в другом месте, а труп просто оставили на этом очаровательном и хорошо известном пятачке. Но я не сомневался, что Дебора потребует прозрений, а потому побродил вокруг, пытаясь обнаружить какую-нибудь малозаметную, но важную улику, которую проглядели оболтусы из следственного отдела. Впрочем, смотреть оказалось особо не на что, не считая бесформенного пятна в синей форме, некогда бывшего офицером Понтером, женатым, с тремя детьми. Я видел, как Эйнджел Батиста по прозвищу «Не родственник» медленно передвигался по периметру, стараясь отыскать хоть какие-нибудь зацепки, но, видимо, тщетно.
Позади ярко вспыхнул свет; слегка испугавшись, я обернулся. В нескольких шагах от меня стояла Камилла Фигг, сжимая в руках фотоаппарат и краснея, с виноватым выражением лица.
— О, — прошептала она срывающимся голосом, — я думала, вспышка отключена. Извини.
