Я подошел к «импале», где неаккуратной грудой лежало избитое тело Камиллы Фигг. Она была мертва, а я не мог избавиться от ощущения, будто кто-то наблюдает за мной, облизывается и намеревается отправить меня вслед за ней.
Глава 19
Было уже очень поздно — почти полночь, — когда я вернулся домой и исключительно в силу привычки зашел на кухню посмотреть, не оставила ли Рита еды. Но, как бы я ни искал, ничего не оказалось, даже ломтика пиццы. Я все тщательно осмотрел, но напрасно. Ни пластиковой емкости на столе, ни кастрюльки в холодильнике или на плите, ни хотя бы пакета с продуктами. Я обыскал кухню И не нашел даже признаков чего-либо съедобного.
Это, конечно, не трагедия, если сравнивать с некоторыми другими событиями, случавшимися каждый день. Одно из них, например, только что произошло с Камиллой Фигг, которую я знал не один год. Мне следовало немного погоревать, но я проголодался, а Рита не оставила никакой еды, и это, по-моему, было гораздо печальнее. Смерть прекрасной устоявшейся традиции, грубое нарушение неписаного, но крайней важного принципа, придававшего мне сил во время нелегких испытаний. Для Декстера не оставили еды. Все пропало.
Впрочем, я нашел стул, отодвинутый от кухонного стола под странным углом, и валявшиеся под ним Ритины туфли. На столе снова громоздились бумаги, на спинке стула небрежно висела блузка. В противоположном углу, на холодильнике, я увидел приклеенный желтый листок из блокнота; я подошел посмотреть и обнаружил записку, видимо, от Риты, хотя нацарапанные на бумажке слова отнюдь не напоминали ее обычный аккуратный почерк. Записка с дверцы гласила: «Звонил Брайан. Где ты был?!» Рита написала букву «Б» в имени Брайана лишь со второй попытки, последняя фраза была криво подчеркнута трижды, и ручка прошла насквозь, прорвав бумагу.
Всего лишь маленький желтый листок, но я остановился и замер возле холодильника, держа в руке записку и гадая, отчего она меня так тревожит. Дело, разумеется, не в небрежности почерка. Рита просто устала и вымоталась: ей пришлось мчаться с работы после долгого напряженного дня, полного борьбы с ежегодным кризисом, а затем тащить троих детей жарким и людным майамским вечером в закусочную. Этого достаточно, чтобы кто угодно перенапрягся и утомился…
…и утратил способность правильно написать букву «Б»?
Как странно. Рита всегда была аккуратной, невротически опрятной и методичной. Именно этими качествами в том числе я в ней восхищался. Обыкновенные усталость и раздражение никогда прежде не лишали ее страстного желания сделать все как полагается. Она не раз сталкивалась с жизненными трудностями вроде злополучного первого брака с наркоманом, склонным к физическому насилию, и справлялась с кошмарным беспорядком бытия, заставляя его держаться прямо, чистить зубы и складывать грязное белье в корзину. Для Риты выглядело крайне нетипично написать неразборчивую записку и бросить на пол одежду и туфли. Явный признак… чего?
Я вернулся к кухонному столу и осмотрел то место, где Рита сидела и потом оставила туфли. Я рассматривал его взглядом опытного, хорошо обученного судебного эксперта. Положение левой туфли указывало на недостаток двигательного контроля, а небрежно висящая блузка — на усилившееся торможение. В целях дальнейшего научного подтверждения я подошел к большому мусорному ведру у задней двери. Под крышкой среди бумажных полотенец и прочего мусора лежала пустая бутылка, недавно содержавшая красное вино.
Рита с большим энтузиазмом относилась к сортировке мусора, и вот она сунула пустую бутылку в ведро и прикрыла бумагой. И что-то я не припоминал бутылку полной, хотя обычно хорошо знаком с тем, что есть на кухне. Это была бутылка мерло, которая бросилась бы мне в глаза, где бы ни стояла. Но я ее не видел. Значит, либо Рита старательно припрятала вино, либо купила сегодня, выпила за один присест и забыла положить в нужный контейнер.
Рита выпила отнюдь не бокал вина за работой в ожидании заказанной пиццы. Она опустошила целую бутылку, а главное, в мое отсутствие, оставив детей без присмотра и защиты. Рита пила слишком много и часто. Я думал, она пропускает по глоточку, чтобы справиться со стрессом, но она перешла все границы. Какие неизвестные мне причины превратили Риту в прогрессирующую пьяницу? И если так, не пора ли предпринять меры? Или нужно подождать, когда она начнет прогуливать работу и пренебрегать детьми?
Словно по сигналу в дальней комнате заплакала Лили-Энн, и я поспешил к кроватке. Девочка перебирала ножками и размахивала руками. Когда я поднял ее, немедленно стала ясна причина: готовый лопнуть подгузник выпирал из-под пижамки. Я посмотрел на Риту. Она лежала ничком на постели и храпела, откинув одну руку, а вторую подсунув под себя. Видимо, плач Лили-Энн не пробился
сквозь туман ее сна, и Рита не успела поменять девочке подгузник, прежде чем лечь. Это уж совсем на нее не походило, впрочем, как и тайное распитие вина в изрядном количестве.
Лили-Энн стала лягаться сильнее, заметно повысив уровень громкости, и я перенес малышку на пеленальный столик. Проблема очевидна, и по крайней мере с ней я мог справиться запросто. Для решения Ритиной проблемы требовалось время, а сегодня было уже слишком поздно. Я надел Лили-Энн сухой подгузник и принялся укачивать, пока она не перестала плакать и не заснула. Тогда я положил малышку в кроватку и пошел спать.
Рита лежала в том же положении, неподвижно растянувшись на двух третях кровати. Ее можно было принять за мертвую, если бы не храп. Я смотрел на нее и гадал: что творится в этой красивой светловолосой голове? Рита всегда отличалась надежностью и предсказуемостью, она заслуживала доверия и не отклонялась ни на шаг от привычной линии поведения. В том числе поэтому я и решил жениться на ней — отличная идея: я почти всегда знал наверняка, что она сейчас сделает. Рита напоминала игрушечную железную дорогу — катилась себе по одним и тем же рельсам мимо знакомых пейзажей, день за днем, без перемен.
До сих пор. Очевидно, поезд почему-то сошел с рельсов, и у меня возникло неприятное ощущение необходимости принимать какие-то меры. Насильственно вмешаться? Заставить Риту пойти на встречу Анонимных Алкоголиков? Пригрозить, что разведусь и оставлю ей детей? Я ступил на незнакомую почву Продвинутого Брака, открыв конспект аспирантского курса по программе Человеческой Жизни. В этой сфере я почти не разбирался.
Но каков бы ни был ответ, я не собирался искать его сегодня. После долгого рабочего дня, возни с Блогом Тени, хнычущими коллегами и детективом Дубиной я адски устал. Толстое, отупляющее облако утомления затянуло мозг, и я решил выспаться, прежде чем приняться за дело.
Я перекатил вялое тело Риты на край кровати и залез под одеяло. Нужно было как можно дольше поспать, причем уснуть немедленно. И как только моя голова коснулась подушки, я отключился.
Будильник зазвонил в семь. Я выключил его, и у меня появилось совершенно нерациональное ощущение полного порядка. Я лег спать с кучей проблем — Рита, Блог Тени, Камилла Фигг, — но за ночь тревоги куда-то улетучились. Да, проблемы остались, но я не сомневался, что справлюсь. Раньше получалось — получится и теперь. Меня переполняла абсолютно нелогичная, но приятная уверенность вместо утомительной тревоги. Понятия не имею, отчего произошла перемена; может быть, причиной послужил глубокий сон без сновидений. В любом случае я проснулся в мире, где неразумный оптимизм казался сродни здравому смыслу. Не скажу, будто я слышал пение птичек в золотом рассветном сиянии, но с кухни доносились запахи кофе и бекона, и это казалось мне намного лучше, чем любая птичья трель, какую мне только доводилось слышать. Я принял душ и оделся, а когда вышел на кухню, там меня ожидали порция поджаристой яичницы с тремя полосками хрустящего бекона и кружка крепкого горячего кофе.
