Я рос в католической вере, и история Иова мне знакома, но все-таки хроническое невезение, преследовавшее Карен Николс последние полгода ее жизни, не давало мне покоя. Я знаю, что и удача, и невезение идут полосами. И я знаю, что черные полосы могут длиться очень, очень долго, когда каждая неудача влечет за собой следующую, пока наконец все они не начинают выстреливать синхронно, как фейерверк Четвертого июля. Я знаю, что иногда дерьмо случается с теми, кто этого не заслуживает. И все же, решил я, если все это началось с Коди Фалька, то возможно, что он тоже сыграл свою роль в последующих событиях. Да, мы его напугали до полусмерти, но люди вообще тупые создания, а уж хищники в человечьем обличье — тем более. Может быть, он поборол свой страх и решил напасть на Карен, но не в лоб, а с фланга, решил отомстить ей за то, что она науськала на него меня и Буббу.
Пожалуй, подумал я, стоит нанести Коди второй визит.
Но сначала я хотел поговорить с копами, расследующими смерть Карен, и узнать, вдруг они раскопали что-нибудь, что поможет мне в разговоре с Коди.
— Детективы Томас и Степлтон, — сказал мне Девин. — Я им позвоню, скажу, чтобы поговорили с тобой. Но пару дней тебе придется подождать.
— Мне бы хотелось побыстрее.
— А мне бы хотелось поплескаться в душе с Камерон Диас, но на это тоже шансов никаких.
Мне не оставалось ничего, кроме как ждать. И ждать. Я оставил им несколько сообщений на автоответчике и поборол в себе желание съездить к Коди Фальку и выбить из него ответы, хотя еще не знал, какие вопросы ему задам.
Поскольку больше мне делать было нечего, я скопировал из досье последний известный адрес Карен Николс, просмотрел газетные статьи и отметил, что она работала в ресторане при отеле «Времена года», а затем покинул офис.
Бывшую соседку Карен по комнате звали Дара Голдкланг. Мы разговаривали в гостиной квартиры, которую она делила с Карен в течение двух лет. Я сидел в кресле, а она бежала на тренажере, причем с такой скоростью, будто вот-вот пересечет финишную черту. Одета она была в белый спортивный бюстгальтер и черные шорты из спандекса и постоянно оглядывалась на меня через плечо.
— До того как Дэвид попал в аварию, — сказала она, — Карен тут почти не бывала. Она обычно ночевала у Дэвида. Здесь она только письма забирала, стирала белье, чтобы отвезти потом к нему на квартиру. Она по уши в него влюблена была. Жила ради него.
— А какая она была? Я с ней встречался только один раз.
— Карен была очень милая, — ответила она и без перехода спросила: — Как считаешь, большая у меня задница?
— Нет.
— Ты даже не посмотрел. — Она выдохнула, раздув щеки, но не переставая бежать. — Давай, посмотри. Мой бойфренд говорит, она у меня слишком большая.
Я повернул голову. Ее ягодицы размером не превышали пару мелких яблок. Если ее приятель считал, что это слишком, мне было интересно, на какой двенадцатилетней он видел меньше.
— Не прав он. — Я откинулся в кресле — аморфном мешке из красной кожи, лежавшем в стеклянной чаше на ножке. Вполне вероятно, что это было самое уродливое кресло из всех, какие я видел в своей жизни. Уж точно самое уродливое из всех, в которых мне довелось сидеть.
— Он говорит, что мне еще икры надо в порядок привести.
Я взглянул на ее ноги. Выпиравшие из-под кожи мышцы выглядели как плоские речные камешки.
— И грудь увеличить, — выдохнула она и повернулась, чтобы я мог разглядеть ее груди. Размером, формой и упругостью они напоминали пару бейсбольных мячей.
— И чем твой приятель занимается? — спросил я. — Тренер?
Она засмеялась:
— Ага, как же. Трейдер на Стейт-стрит. Сам он выглядит хуже некуда: пузо как у Будды, ручки тоненькие, задница отвисать начинает.
— Но от тебя требует полного совершенства?
Она кивнула.
— Довольно лицемерно с его стороны, — сказал я.
Она всплеснула руками:
— Ага, но я работаю менеджером в ресторане и получаю двадцать две с мелочью, а он водит «феррари». Вот какая я меркантильная. — Она пожала плечами. — Мне нравится мебель в его квартире. Нравится есть в «Кафе Луи» и в «Ожурдюи». Нравятся часы, которые он мне купил.
Она подняла руку, демонстрируя их. Спортивного дизайна, из нержавеющей стали, стоимостью где-то в штуку баксов, и все для того, чтобы, даже занимаясь спортом, выглядеть стильно.
— Очень неплохо, — сказал я.
— Вот ты что водишь?
— «Форд-эскорт», — соврал я.
— Вот видишь? — Она через плечо покачала пальцем. — Ты и симпатичный, и не дурак вроде, но с такой машиной и с таким гардеробом… — Она покачала головой. — Нет, не стала бы я с парнем вроде тебя спать.
— Я и не подозревал, что предлагал это.
Она обернулась, уставилась на меня. Капельки пота выступили у нее на лбу. Затем она засмеялась. Засмеялся и я.
С полминуты висевшее в воздухе неловкое напряжение можно было чуть ли не ножом резать.
— Так, Дара, — спохватился я. — Почему Карен перестала тут жить?
Она отвернулась, уставилась в окно.
— Ну, это довольно печальная история. Карен, как я уже говорила, была очень милой. И еще она была, ну, очень наивной, что ли. У нее не было якорей действительности.
— «Якорей действительности», — медленно повторил я.
Она кивнула:
— Ну да, так их мой психолог называет. Ну, понимаешь, все те вещи, которые не дают нам оторваться от реальности, и не только люди, но и учреждения, и…
— Убеждения? — переспросил я.
— А?
— Убеждения, — сказал я. — Учреждение — это место, где бюрократы работают. А убеждения — это набор идей, которые человек разделяет.
— А, ну да. Я так и сказала. Убеждения и принципы и, ну, всякие поговорки, и идеалы, и философия жизненная, все то, за что мы держимся, чтобы прожить день и не сорваться. Вот у Карен этого не было. У нее был только Дэвид. Он и был ее жизнью.
— И когда его сбила машина…
Она кивнула:
— То есть я понимаю, какой это для нее был удар, как ей было тяжело. — Выступивший на спине пот заставлял ее кожу тускло мерцать в лучах вечернего солнца. — Я и вправду ей сочувствовала. Даже плакала. Но через месяц, блин, Жизнь Продолжается.
— Это один из принципов?
Она через плечо взглянула на меня, чтобы понять, издеваюсь я над ней или нет. Мой взгляд был ровным и сочувствующим.
Она кивнула:
— Но Карен, она весь день спала, переодевалась дай бог, чтобы раз в пару дней. Иногда ее можно было по запаху найти. Понимаешь, она просто как будто на части развалилась. Печально, конечно, но, серьезно, Хватит Себя Жалеть.
