Под каждым стояла подпись Карен Николс.
Коди!
Я видела тебя в тренажерном зале. Мне сдается, тебе нравится твое тело, как оно понравилось мне. Я смотрела, как ты поднимаешь штангу, как пот выступает у тебя на коже, и думала только о том, как бы его слизнуть, особенно между ног. Ты собираешься сдерживать свое обещание? Неужели в тот раз на парковке ты не догадался, чего я на самом деле хочу? Тебя что, никогда не дразнили? Некоторым женщинам не нужны ухаживания. Они предпочитают силу и натиск. Они любят грубость. Они мечтают, чтобы ты в них не скользнул, а ворвался. Хватит ходить вокруг да около, сукин ты сын! Если хочешь, приди и возьми.
Что скажешь, Коди? Или у тебя кишка тонка?
Жду тебя, Карен Николс
Остальные девять писем по содержанию почти ничем не отличались от первого. Она дразнила Коди, подначивала его и умоляла взять ее силой.
В куче листков я нашел и ту записку, которую Карен прилепила к лобовому стеклу машины Коди. Ту самую, которую я когда-то смял и запихнул ему в рот. Коди разгладил ее и сохранил как сувенир.
Коди поднял ко мне голову. Изо рта у него струйкой стекала кровь. Когда он заговорил, я услышал, как застучали разбитые зубы.
— Видишь? Она сама напрашивалась. Буквально напрашивалась.
Я сложил девять листков и убрал в карман куртки. Десятое письмо и записку я все так же держал в руке. Я кивнул.
— Когда именно вы с Карен… э-э… наконец переспали?
— В прошлом месяце. Она прислала мне свой новый адрес. В одном из писем, можешь сам посмотреть.
Я прокашлялся.
— Ну и как оно тебе, Коди?
Он на секунду закатил глаза.
— Жестко было. По-хорошему жестко. Давно у меня такого не было.
Мне захотелось пойти достать из бардачка пистолет и разрядить в него всю обойму. Хотелось увидеть, как от его костей отлетают куски мяса.
Я на секунду откинулся к стене и прикрыл глаза.
— Она просила тебя не делать этого? Сопротивлялась? — спросил я.
— Само собой, — ответил он. — Это была часть игры. И она вела ее до конца. Пока я не ушел. Даже плакала. Ну, полная извращенка. Ее от этого дико перло. Мне такие нравятся.
Я открыл глаза, но смотрел не на Коди, а на холодильник. На него я смотреть не мог. Просто не мог.
— Ты не выбросил записку, которую она оставила на твоей машине, Коди.
Краем глаза я заметил, как он улыбается разбитым ртом и лежа пытается кивнуть.
— Ну а как же? Это было самое начало игры. Первый контакт.
— И тебе не бросилось в глаза, что между письмами и запиской есть кое-какая разница?
Я заставил себя смотреть прямо на него.
— Да нет. А что, должно было?
Я присел на корточки, и он повернул голову, глядя мне в лицо.
— Да, Коди, должно было.
— Почему?
Держа письмо в левой руке, а записку в правой, я поднес и то и другое к его глазам.
— Потому что почерк не совпадает, Коди. Это два разных почерка.
Он в ужасе выпучил глаза и сделал попытку откатиться от меня подальше. Судорожно дернулся, как будто я его уже ударил.
Я поднялся на ноги. Он откатился еще дальше и распластался под раковиной.
Со своего места я видел, как он безуспешно пытается заползти в маленький шкафчик. Я взял мясницкий тесак и вышел в гостиную. Нашел лампу с длинным шнуром, отрезал его, вернулся на кухню и связал Коди руки за спиной.
Он сказал:
— Что ты собираешься делать?
Я промолчал. Оттянув его связанные руки, я примотал их к стальной ножке холодильника. Ножка была маленькая и тонкая, но сломать ее не смогли бы и четыре Коди, даже привыкшие ходить в качалку и насиловать девушек.
— Где мой бумажник, ключи от машины и остальное?
Он мотнул головой в сторону шкафчика над духовкой. Я открыл его и нашел внутри все свои вещи.
Пока я распихивал их по карманам, Коди сказал:
— Ты собираешься меня пытать.
Я покачал головой.
— Больше я тебя не трону, Коди.
Он прижался затылком к холодильнику и закрыл глаза.
— Но кое-кому позвоню.
Коди открыл один глаз.
— Знаю я тут одного мужика…
Коди повернул голову и уставился на меня.
— …но о нем я расскажу тебе, когда вернусь.
— Что? — заволновался Коди. — Что за мужик?
Я ничего не ответил и через скользящие стеклянные двери вышел на крыльцо. Пересек задний двор, обогнул дом сбоку и выбрался к фасаду. Забрал со ступенек утренний выпуск «Трибьюн» и на секунду замер, прислушиваясь. Все было тихо. Вокруг ни души. Пока мне везло, и я решил использовать это обстоятельство на полную катушку. Дошел до своего «порше», забрался внутрь и подогнал машину к гаражу Коди. Здесь меня скрывали от любопытных глаз — справа дом Коди, а слева — высаженные в ряд по границе участка могучие раскидистые дубы и тополя.
В гараж я проник через ту же дверь, которой мы с Буббой воспользовались в прошлый раз, уходя. Стоя в прохладной полутьме возле «ауди» хозяина дома, я позвонил по мобильнику.
— Таверна «У Макгуайра», — раздался в трубке мужской голос.
— Это Большой Рич?
— Это Большой Рич. — Голос в трубке теперь звучал настороженно.
— Привет, Большой Рич. Это Патрик Кензи. Можешь позвать Салли?
— А, Патрик, привет. Как дела?
— Да все так же.
— Понятно. Сейчас, погоди. Салли у себя.
Я чуть подождал, пока Мартин Салливан не снял трубку у себя в офисе, расположенном в задней комнате таверны «У Макгуайра».
— Салли слушает.
— Здорово, Сал.
— Патрик? Как сам?
— У меня для тебя живчик есть.
Помрачневшим голосом он спросил:
— Верняк? Без балды?
— Сто пудов.
— А образумить его кто-нибудь пытался?
— Ага. Но без толку.
— Ну, это редко бывает, — сказал Салли. — Эта зараза похлеще Эболы.
— Это да.
— Он нас дождется?
— Дождется как миленький.
— Записываю.
Я продиктовал ему адрес.
— Слышь, Сал. Там есть кое-какие смягчающие обстоятельства. Немного, но есть.
— И?
— Постарайся обойтись без необратимых последствий. Не нежничай, но…
— Ладно.
