— В каких отделениях?
Бубба поднял голову и открыл было рот, но, перехватив гневный взгляд Энджи, ничего не сказал и снова занялся своими пулями.
— В административных. Занимался уборкой помещений, — сказала Энджи. — Потом работал в архиве.
Я сел за стол и просмотрел свои записи, сделанные в городском архиве.
— А где он работал в восемьдесят девятом?
Энджи сверилась со своим блокнотом:
— Бригхемская больница. Архив.
Я кивнул и протянул ей свои записи.
— «Наоми Доу, — прочитала она. — Родилась в Бригхемской больнице одиннадцатого декабря 1985 года. Скончалась в Бригхемской больнице семнадцатого ноября 1989 года».
Я отбросил бумаги, встал и пошел на кухню.
— Ты куда?
— Позвонить.
— Кому?
— Старой знакомой.
— Мы тут работаем, — сказал Бубба, — а у него одни бабы на уме.
С Грейс Коул мы встретились на Фрэнсис-стрит, в самом сердце квартала Лонгвуд, застроенного больницами и прочими медицинскими учреждениями. Дождь прекратился, и мы пешком двинулись по Фрэнсис-стрит и пересекли Бруклин-авеню, направляясь к реке.
— Что-то ты… неважно выглядишь, — сказала она и склонила набок голову, изучая мою челюсть. — Работу, как я понимаю, так и не сменил.
— Зато ты выглядишь сногсшибательно, — сказал я.
Она улыбнулась:
— Всегда ты скажешь что-нибудь приятное.
— Но это же чистая правда. Как там Мэй?
Мэй звали дочку Грейс. Три года назад, когда возникла серьезная угроза моей жизни, им обеим пришлось переехать в конспиративную квартиру, находившуюся под защитой ФБР. Грейс это обстоятельство едва не стоило хирургической стажировки, которую она проходила после интернатуры. Оно же разнесло в клочья остатки наших отношений. Мэй тогда было четыре года. Умненькая и хорошенькая, она любила смотреть вместе со мной фильмы братьев Маркс. До сих пор при воспоминании о ней у меня на душе начинали скрести кошки.
— У нее все отлично. Учится во втором классе. Со школой никаких проблем. Любит математику и ненавидит мальчишек. В прошлом году я видела тебя по телевизору. Показывали, как в каменоломне Куинси нашли несколько трупов. Ты мелькнул в толпе…
— Ммм…
С листьев плакучих ив, высаженных вдоль реки, капала вода. Сама река сияла после дождя, словно покрытая мутноватой хромовой пленкой.
— Ты все так же трешься среди всяких подозрительных личностей? — Грейс указала на мою челюсть и царапины у меня на лбу.
— Кто, я? Не-е. Это я в душе поскользнулся.
— А ванна у тебя чисто случайно была набита булыжниками?
Я улыбнулся и покачал головой.
Мы посторонились, пропуская двоих бегунов, которые пронеслись мимо нас, шумно дыша и излучая яростную энергию.
Наши локти на миг соприкоснулись, и Грейс сказала:
— Мне предлагают работу в Хьюстоне. Через две недели я уезжаю.
— Хьюстон, — сказал я.
— Был там когда-нибудь?
Я кивнул.
— Большой город, — сказал я. — Жарко там. И заводов много.
— И есть центр передовых медицинских исследований, — сказала Грейс.
— Рад за тебя, — сказал я. — Честно.
Грейс пожевала нижнюю губу и перевела взгляд на скользящие по мокрому асфальту машины.
— Я тысячу раз снимала трубку, чтобы тебе позвонить.
— И что тебя останавливало?
Она еле заметно пожала плечами, не сводя глаз с дороги.
— Наверное, телерепортаж о трупах в каменоломне. Я ведь видела тебя в толпе.
Ответить мне было нечего, и я стал вместе с ней смотреть на дорогу.
— У тебя кто-нибудь есть?
— Строго говоря, нет.
Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась:
— Но ты надеешься?
— Да, надеюсь, — сказал я. — А у тебя?
Она повернулась и посмотрела на больницу:
— Есть один врач… Не знаю, как он воспримет мой переезд в Хьюстон. Ты даже не представляешь, как это все трудно.
— Что ты имеешь в виду?
Она взмахнула рукой, указывая на дорогу, и снова уронила ее.
— Постоянно выбирать — карьера или личная жизнь? И постоянно сомневаться, а не ошиблась ли ты. А потом наступает день, когда ты принимаешь решение. Делаешь выбор. Правильный или неправильный. Но это твоя жизнь.
Грейс в Хьюстоне. Грейс не в этом городе. Я не виделся с ней почти три года, но мысль о том, что она где-то рядом, почему-то действовала на меня успокаивающе. А скоро ее здесь не будет. Интересно, почувствую ли я, что после ее отъезда в ткани города появилась прореха?
Грейс полезла в свою сумочку:
— Вот то, о чем ты просил. Ничего странного я не заметила. Девочка утонула. Жидкость в легких ничем не отличалась от воды в пруду. Время смерти соответствует изложенной версии случившегося. Возраст совпадает. Обстоятельства происшествия тоже. Ребенок упал в ледяную воду, был немедленно доставлен в больницу, где и скончался.
— Так, значит, она скончалась не дома?
Она покачала головой:
— В операционной. Ее отец сразу сделал ей искусственное дыхание, запустил сердце. Но было слишком поздно.
— Ты с ним знакома?
— С Кристофером Доу? — Она помотала головой. — Слышала о нем.
— И что о нем говорят?
— Гениальный хирург. Странный человек. — Она протянула мне картонную папку, посмотрела на реку и обвела взглядом улицу. — Ну ладно. Мне, наверное, пора. Приятно было с тобой повидаться.
— Я тебя провожу.
Она коснулась пальцами моей груди:
— Я буду тебе очень благодарна, если ты от этого воздержишься.
Я посмотрел ей в глаза и увидел в них нечто напоминающее сожаление. Нечто похожее на легкую панику от неуверенности в будущем. Как будто стены окружающих зданий сжимались вокруг нее, грозя раздавить.
— Мы ведь любили друг друга, правда? — спросила она.
— Конечно любили, — ответил я.
— Жаль, что так получилось.
Я стоял на берегу и смотрел, как она уходит от меня в своей синей хирургической робе и накинутом сверху белом лабораторном халате. Ее светло-пепельные волосы слегка намокли от все еще висевшей в воздухе влаги.
Я любил Энджи. Наверное, всегда любил. Но какая-то часть меня все еще любила Грейс Коул. Некий призрак меня все еще жил в том времени, когда мы спали в одной постели и строили планы на будущее. Но эта любовь и мы сами, какими были тогда, остались в прошлом. Так складываешь в коробку старые фотографии и письма, точно зная, что никогда не будешь их перечитывать.
