Когда она растворилась вдали, на фоне медицинских зданий, затерялась в толпе врачей и медсестер, я понял, что согласен с ней. Жаль, что все так получилось. До слез жаль.
К тому времени, когда я вернулся в квартиру, Бубба успел уложить пули в белые коробки, которые поставил возле своего кресла. Устроившись за обеденным столом, они с Энджи играли в «Стратега», угощаясь водкой и слушая Мадди Уотерса.
В настольных играх Бубба не силен. Обычно ему не хватает терпения и партия заканчивается тем, что он швыряет в партнера игровую доску. Но в «Стратега» победить его очень трудно. Должно быть, все дело в бомбах, которые он закладывает в самых неожиданных для тебя местах. А его разведчики ведут себя как камикадзе: он посылает их на верную смерть, хотя его детское лицо лучится при этом чистым счастьем.
Я ждал, пока Бубба не захватит флаг Энджи, изучая медицинские заключения о смерти Наоми Доу и не находя в них ничего подозрительного.
Бубба воскликнул:
— Ха! Выдавай моим воинам своих дочерей!
Энджи взмахнула над доской рукой, скидывая фишки на пол.
— Блин, не умеет она проигрывать.
— Умею, но не люблю, — сказала Энджи и наклонилась поднять фишки. — Почувствуй разницу.
Бубба закатил глаза, а затем посмотрел на бумаги, которые я разложил перед собой на столе. Он встал с кресла, потянулся и заглянул мне через плечо:
— А это что такое?
— Документы из больницы, — сказал я. — Медицинская карта матери Наоми. Справка о рождении девочки. Заключение о смерти.
Он уставился на бумаги:
— Бред какой-то.
— Ну почему же бред? Какое слово тебе не дается?
Он отвесил мне подзатыльник:
— Как так получается, что у нее две группы крови?
Энджи, сидевшая на другом конце стола, подняла голову:
— Что-что?
Бубба ткнул пальцем сначала в свидетельство о рождении Наоми, а затем в свидетельство о смерти:
— Здесь у нее первая группа, резус отрицательный.
Я посмотрел на свидетельство о смерти:
— А здесь третья, и резус положительный.
К нам подошла Энджи:
— О чем это вы?
Мы показали ей оба документа.
— И что бы это могло значить? — произнес я.
Бубба фыркнул:
— Только одно. Ребенок, который родился тогда, — он ткнул пальцем в свидетельство о рождении, — и ребенок, который умер, — он переместил палец на свидетельство о смерти, — это два разных ребенка. Вы, блин, оба иногда такие тупые.
26
— Вот она, — сказал я, увидев Шивон, шагавшую от дома Доу.
Она шла, вжав голову в плечи, будто ожидая, что сейчас с небес посыплется град.
— Привет! — окликнул я ее, когда она поравнялась с моим «порше».
— Здрасте. — Судя по тону, она не слишком удивилась при виде меня.
— Нам надо поговорить с Доу.
Она кивнула:
— Он грозился, что через суд запретит вам к нему приближаться.
— Да я просто хочу с ними поговорить. Я же ничего им не сделал.
— Пока что, — сказала она.
— Пока что. Как я понимаю, они сейчас в Новой Шотландии. Мне нужен их адрес.
— А с какой стати я должна вам помогать?
— Потому что он обращается с тобой как с прислугой.
— Я и есть прислуга.
— Ты просто у него работаешь, — сказал я. — Но это не дает ему права вытирать об тебя ноги.
Она кивнула, соглашаясь, и посмотрела на Энджи:
— А это, значит, ваша напарница?
Энджи представилась и протянула руку. Шивон пожала ее и сказала:
— Они не в Новой Шотландии.
— Нет?
Она покачала головой:
— Они здесь. В доме.
— Так они вообще не уезжали?
— Уезжали. — Она оглянулась через плечо и взглянула на особняк Доу. — Но вернулись. Вот что я скажу. Пусть ваша напарница позвонит в дверь. Она симпатичная. Они ей хотя бы откроют. Главное, чтобы вас, мистер Кензи, не было поблизости.
— Спасибо, — сказал я.
— Не надо меня благодарить. Только, бога ради, не убивайте их. Мне работа нужна.
Она опустила голову и понурившись побрела дальше.
— Бедолага, — сказала Энджи.
— Зато акцент клевый.
— «Бога ради, не убивайте их», — передразнила ее Энджи и широко улыбнулась.
Мы припарковались чуть выше по улице и пешком вернулись к дому четы Доу. Путь от ворот до входной двери мы прошли быстрым шагом, надеясь, что нас никто не видит из окон. Другого выбора у нас все равно не было — иначе они могли запереть дверь и вызвать уэстонскую полицию.
Я встал справа от сетчатой двери. Энджи нажала кнопку звонка.
Примерно через минуту дверь открылась, и я услышал голос Кристофера Доу:
— Что вам угодно?
— Доктор Доу? — спросила Энджи.
— Чем я могу вам помочь, мисс?
— Меня зовут Энджела Дженнеро. Мне надо поговорить с вами о вашей дочери.
— О Карен? Господи, вы что, из газеты? Мы пережили страшную трагедию, и нам…
— Не о Карен, — сказала Энджи. — О Наоми.
Я шагнул вперед и встретился глазами с Кристофером Доу. Он открыл рот. Лицо его побледнело, став похожим на кость. Трясущейся рукой он принялся теребить бородку.
— Привет, — сказал я. — Вы меня помните?
Кристофер Доу провел нас к крытой веранде, выходившей на задний двор, где располагался огромный бассейн, просторная лужайка, а вдалеке, за рощицей, поблескивал крошечный прудик. Пока мы усаживались в кресла напротив него, с его лица не сходила страдальческая гримаса.
Доктор Доу прикрыл глаза ладонью и сквозь пальцы посмотрел на нас. Когда он заговорил, его голос звучал так, словно он не спал неделю.
— Моя жена сейчас в клубе. Сколько вы хотите?
— Много, — сказал я. — А сколько у вас есть?
— Понятно, — сказал он. — Значит, вы и правда работаете на Уэсли.
Энджи покачала головой:
— Против Уэсли. Категорически против. — Она указала на мою опухшую челюсть.
Кристофер Доу уронил руку.
— Это Уэсли вас разукрасил?
Я кивнул.
— Уэсли, — сказал он.
— Ну да. Кулаками махать он умеет.
Он вгляделся в мое лицо:
