— Или что?
— Или, Шивон, я позвоню своему приятелю из миграционной службы, и День труда ты будешь праздновать в сраном Белфасте.
31
— У него на каждого есть досье, — сказала Шивон. — На меня, на вас, мистер Кензи, и на вас тоже, мисс Дженнеро.
— И что у него там, в этих досье? — спросила Энджи.
— Распорядок вашего дня. Ваши слабости. О! — Она махнула рукой, разгоняя дым от своей сигареты. — Там много чего есть. Все, что он смог нарыть о вашей жизни. — Она ткнула сигаретой в сторону Энджи: — Он так обрадовался, когда узнал о смерти вашего мужа. Думал, что вы у него в руках.
— В смысле?
— В том смысле, что нашел ваше слабое место, мисс Дженнеро. Способ вас уничтожить. У каждого есть что-то такое, чем не хочется делиться с окружающими. Но потом он узнал, какие у вас родственники. Очень влиятельные. С такими не шутят.
Энджи кивнула.
— В тот день к Скотту Пирсу было лучше не приближаться.
— У меня просто сердце кровью обливается, — сказал я. — Позволь поинтересоваться, почему, когда я в первый раз заявился к Доу, ты со мной заговорила?
— Чтобы сбить вас со следа, мистер Кензи.
— И переключить мое внимание на Коди Фалька.
Она кивнула.
— И что, Пирс думал, что я убью Фалька и на этом успокоюсь?
— Вполне возможно. — Она опустила глаза к своей чашке кофе.
— Диана Борн — его единственный источник информации о пациентах психиатров? — спросил я.
Шивон покачала головой.
— У него есть свой человек в больничной канцелярии. В клинике Маклина, в Бельмонте. Представляете, мистер Кензи, сколько пациентов проходит через нее за год?
Клиника Маклина считалась одной из крупнейших психиатрических лечебниц в штате. Там находились и те, кто пришел добровольно, и те, кого содержали в больнице принудительно. Соответственно, у них имелись и открытые, и закрытые отделения. Они лечили все, от наркотической или алкогольной зависимости и синдрома хронической усталости до параноидальной диссоциативной шизофрении со склонностью к насилию. Клиника Маклина, рассчитанная на триста коек, в год пропускала через себя в среднем по три тысячи человек.
Шивон откинулась назад и устало провела рукой по своим коротко остриженным волосам. После нашей встречи в Уэстоне мы сели в машину вместе, но почти сразу попали в жуткую пробку, из которой выбрались только в Уолтеме. На Мэйн-стрит мы зашли в закусочную. В половине шестого вечера посетителей было немного. Мы заказали кофейник обычного кофе и еще один — без кофеина, чем немало порадовали хмурую официантку, тут же удалившуюся по своим делам, оставив нас в покое.
— Как Пирс вербует себе помощников? — спросила Энджи.
Шивон криво улыбнулась:
— Ему трудно противостоять. Вы согласны?
Энджи пожала плечами:
— Не знаю. Я никогда с ним не встречалась.
— Поверьте мне на слово, — сказала Шивон. — Он видит тебя насквозь.
Я с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза.
— Сначала он — само дружелюбие, — сказала Шивон. — Потом он с тобой спит. Узнает твои слабости, выведывает твои тайны. И ты оглянуться не успеешь, как уже у него в кармане. И делаешь все, что он скажет. Иначе он тебя уничтожит.
— Чем ему не угодила Карен? — спросил я. — Я понимаю, что он хотел проучить Доу, но ее самоубийство — даже для Пирса это слишком.
Шивон подняла чашку, но не сделала ни глотка.
— Вы до сих пор не поняли?
Мы дружно покачали головами.
— Вы меня разочаровываете.
— Вот ужас-то. Не знаю, как я это переживу.
— Доступ, мистер Кензи. Все упиралось в доступ.
— Это мы знаем, Шивон. Как, по-твоему, мы вышли на тебя?
Она покачала головой:
— У меня доступ ограниченный. Обрывок разговора здесь, бумажка с банковскими данными там. Скотту этого мало.
— Значит, — сказала Энджи и закурила, — Скотт нацелился захапать половину состояния Доу… — Что-то в лице Шивон заставило ее оборвать себя на полуслове. — Нет. Этим он не удовольствуется. Так ведь, Шивон? Он хочет получить все.
Шивон еле заметно кивнула.
— Поэтому он убрал с дороги Карен. Она была наследницей.
Еще один кивок.
Энджи задумчиво затянулась сигаретой:
— Хотя нет, погодите. Ему нет смысла выдавать себя за Уэсли. Даже если Доу умрут и обстоятельства их кончины ни в ком не возбудят подозрений, маловероятно, что они завещают состояние сыну, которого не видели десять лет. Но даже в этом случае Пирс ничего не добьется. Юристов ему не обдурить.
Шивон не сводила с нее внимательных глаз.
— Получается, — медленно произнесла Энджи, — что, даже уничтожь он Кристофера Доу, выгоды ему с этого никакой.
Шивон воспользовалась спичками Энджи и прикурила сигарету.
— Если только, — продолжила Энджи, — он не получил доступ к… Кэрри Доу.
Это имя, сорвавшись с ее губ, на миг повисло в воздухе и тут же тяжело обрушилось на стол, за которым мы сидели.
— Вот в чем дело, — сказала Энджи. — Так ведь? Они с Кэрри в сговоре.
Шивон стряхнула пепел с сигареты.
— Нет. Вы почти угадали, мисс Дженнеро.
— Тогда?..
— Она знает его под именем Тимоти Макголдрика, — сказала Шивон. — Последние полтора года у них бурный роман. Она даже не догадывается, что это тот самый человек, который довел до самоубийства Карен и хочет уничтожить ее мужа.
— Черт, — сказал я. — У нас была его фотография, а ее не оказалось дома.
Энджи топнула ногой по полу:
— Надо было нам заявиться к ней в гольф-клуб.
Шивон широко распахнула свои маленькие глаза:
— У вас есть его фотография?
Я кивнул:
— И не одна.
— Ему это не понравится. Ему это совсем не понравится.
Я театрально задрожал всем телом и погрозил ей пальцем:
— У-у! Как страшно!
Она скривилась:
— Вы даже не представляете себе, каков он в гневе, мистер Кензи.
Я наклонился к ней через стол:
— Позволь мне поделиться с тобой одним секретом, Шивон. Мне насрать на его гнев. Мне насрать на его обаяние. Мне насрать, что он видит насквозь тебя и даже меня. И что у него есть личный номер Бога. На это мне тоже насрать. Он психопат? Да. Он невероятно крутой спецназовец, который одним ударом может снести тебе голову с плеч? Очень за него рад. Он довел до смерти женщину, которая всего-то и хотела от жизни, что быть счастливой и водить, блин, «камри». Он превратил мужика в овощ, просто потому, что ему так захотелось. А другому отрубил руки и отрезал язык. Он отравил собаку, которая мне нравилась. Очень нравилась. Хочешь увидеть настоящий гнев?
