— Вы что-нибудь им сказали? — спросил Огюстэн.
— Нет. — Но она была очень к этому близка. Она уже решилась довериться Хосни, но в это время вернулся Фарук, вновь заставивший ее замкнуться в себе. Хосни в отчаянии закатил глаза и даже позволил себе заговорщицки улыбнуться Клэр — они оба знали, как далеко ему удалось продвинуться.
— Молодчина! — обрадовался Огюстэн и чмокнул ее в лоб. Но тут же отступил, сообразив, что, возможно, позволил себе лишнее. — Я хотел сказать, что очень важно сначала посоветоваться с адвокатом.
— Конечно, — согласилась она.
— Отлично. Тогда пошли.
— Я могу идти?
Огюстэн кивнул на своего спутника:
— Это мистер Нафиз Зидан, лучший адвокат Александрии. Я пользовался его услугами пару раз и знаю, насколько он хорош. Он все устроил — вы можете уйти, если обещаете зайти завтра после обеда. Годится?
— А вы со мной придете?
— Конечно! И Нафиз тоже.
— Тогда я согласна, — ответила она и повернулась к египтянину: — Спасибо вам.
— К вашим услугам, — поклонился он.
Пока они шли к выходу, она опиралась на руку Огюстэна — почему-то быстро идти ей было трудно.
— Нам пришлось принять некоторые условия, чтобы добиться вашего освобождения, — сказал француз. — Самым важным было вытащить вас отсюда.
— Какие условия?
— Первое, это они изъяли ваш паспорт до окончания следствия. — Он подержал ей дверь, помог спуститься по ступенькам и подвел к машине Майсура, стоявшей у крыльца. — Я также был вынужден заверить их, что вы не попытаетесь покинуть страну.
— Не попытаюсь, — обещала она, залезая в машину. — А сколько это займет?
— Быстро не получится, — признал Огюстэн, садясь рядом. — В Египте редко торопятся. — Он взял ее руку и ободряюще сжал: — Но вам не надо волноваться. Все устроится. Мы с Мансуром придумали историю…
— Ай-я-яй! — запротестовал сидевший спереди Нафиз, закрывая уши. — Я не могу это слышать. Я — адвокат!
— Простите, мой друг, — засмеялся Огюстэн и повернулся к Клэр: — Просто доверьтесь мне. Все будет хорошо. В Египте важно, с кем вы знакомы. Обычно меня от этого воротит. Но сегодня ужасно радует. Потому что я знаю кучу народу, Клэр. Много влиятельных людей с большими связями. И я их побеспокою, если понадобится.
— Спасибо, — сказала она.
— Я еще кое-что пообещал от вашего имени. Под свою личную ответственность я гарантировал, что вы явитесь на все допросы и судебные заседания, если до них дойдет дело, хотя оно и не дойдет. Однако боюсь, что вам придется побыть какое-то время моей гостьей.
— А я вам не помешаю?
— Конечно, нет! Я буду только рад!
Она опустила глаза на свою руку, которую Огюстэн по-прежнему продолжал держать. Он понял, о чем она подумала, сильно покраснел, отпустил руку и отодвинулся в сторону.
— Нет-нет! — запротестовал он. — Это совсем не то, что вы подумали. У вас будет своя спальня. Вернее, моя спальня, а я буду спать на диване в гостиной. Только возьму одеяло и подушку. Я уже не раз так спал раньше. Там удобно, даже удобнее, чем на кровати. Я и сам не знаю, почему не сплю там все время, но вас точно никто не потревожит. Вот что я хочу сказать. Даю вам слово. — Он перестал нести этот ребяческий вздор, глубоко вдохнул и заглянул ей в глаза, желая убедиться, что успокоил ее. Посчитав, что не окончательно, он предпринял новую попытку. — Честно, Клэр, — искренне сказал он, — после того риска, на который вы пошли ради меня, я ни за что в жизни не стал бы пользоваться тем положением, в котором вы оказались.
Наступила долгая пауза.
— Я вам верю, — наконец сказала она.
II
С трудом удерживаясь на кузове под натиском разбушевавшейся стихии, Нокс оглянулся назад и понял, что его наскоро придуманный план страдал одним важным недостатком. Видимость была настолько ужасной, что даже мощные фары грузовика не позволяли ничего разглядеть на удалении нескольких метров. Но Нагиб и Тарек не могли включать фары, поскольку сразу выдали бы себя. А ехать в такую погоду без света оказалось практически невозможно.
На машину с визгом налетел ураганный порыв ветра, и она резко вильнула в сторону — Нокс едва удержался, чтобы его не снесло потоками воды. Колеса с трудом цеплялись за размякший грунт, и скорость пришлось сбросить.
Он еще раз обернулся и снова ничего не увидел. Грузовик наконец добрался до конца дороги и остановился у здания с генератором. Вполне достойное место. Хоть «геометрия» и является греческим словом, но в Древнем Египте она уже формировалась в науку, позволявшую собственникам земли восстанавливать границы своих владений после ежегодных разливов Нила, а властям — определять размеры взимаемых налогов.
Использование этих навыков и превращение их в искусство было подтверждено расположением и пропорциями Великих пирамид. Тем не менее разговоров о «священной геометрии» египтяне не любили — в них слишком сильно чувствовались мышление и оценки Нового времени. Хотя жители Древнего Египта вполне могли использовать свои знания и возможности при строительстве городов и зданий, археологические исследования показывали, что они далеко не часто об этом вспоминали.
На первый взгляд расположение Амарны, казалось, просто отражает рельеф местности. Но один британский архитектор сделал снимки основных площадок города и пришел к удивительным выводам. Весь город представлял собой огромный прямоугольный храм на открытом воздухе, опирающийся на Нил и устремленный в сторону восходящего солнца. Более того, если соединить прямыми линиями межевые стелы с главными дворцами и храмами, то они все сходились в одной точке, как лучи солнца, столь часто встречающиеся в искусстве амарнского периода. И фокусом здесь выступала как раз Царская усыпальница Эхнатона. Будто он считал себя солнцем, вечно простирающим лучи на свой народ и город.
Двери грузовика открылись. Халед и его подручные, прячась под непромокаемыми накидками, вылезли наружу. Лучи их фонарей быстро потерялись в кромешной мгле. В такую непогоду и на дне русла с высокими берегами мобильнику Нокса никак не удавалось поймать сигнал связи. Он мог рассчитывать только на себя, во всяком случае — пока. Он сполз с крыши, увлекая за собой потоки воды. Обувь хлюпала по грязи с громким звуком, и он снял ее и отбросил в сторону, направившись за Халедом и его командой босиком. Потоки стекавшей вниз воды бурлили и пенились, как на перекатах горных рек.
III
Абдулла сердито смотрел в спину Халеда, пока они карабкались вверх по склону, а потом пересекали плато: в неудобных ботинках его ноги промокли, замерзли и болели. Что за безумие! При таком ливне им ни за что не удастся спуститься ко входу и пройти по узкому проходу, который только назывался тропой! Но Халед заранее все продумал. Сверху на вершине горы перед самым входом располагался выступающий утес. Он сделал скользящий узел, набросил его на утес, а свободный конец сбросил вниз.
