– Да неужто? – огрызнулась Элизабет. – Тогда скажите мне, сколько людей должно остаться на Земле в вашей версии будущего? Какова эта идеальная цифра, при которой человечество сможет обеспечивать себя всем необходимым до бесконечности… и жить в относительном комфорте?
Ее собеседник улыбнулся – ему явно понравился этот вопрос.
– Любой эколог или статистик скажет вам, что больше всего шансов на долгосрочное выживание человечество будет иметь при общей численности населения около четырех миллиардов.
– Четырех? – возмущенно выпалила Элизабет. – У нас их уже семь, так что вы слегка опоздали!
Зеленые глаза высокого незнакомца сверкнули.
– Разве?
Глава 23
Роберт Лэнгдон грузно плюхнулся со стены садов Боболи на пружинистую почву в их лесистой южной части. Сиена приземлилась рядом и тут же встала, отряхиваясь и озираясь.
Они стояли на заросшей мохом и папоротником опушке небольшой рощи. Отсюда палаццо Питти был совсем не виден, и Лэнгдон подозревал, что они попали в самую удаленную от него точку Садов. Зато в этот ранний час сюда еще не успели добраться ни служители парка, ни туристы.
Лэнгдон заметил неподалеку мощеную дорожку – изящно изгибаясь, она бежала под гору и ныряла в лес. Там, где она исчезала среди деревьев, высилась мраморная статуя – место для нее было выбрано идеально. Лэнгдона это не удивило. Планировкой садов Боболи занимались выдающиеся мастера Никколо Триболо, Джорджо Вазари и Бернардо Буонталенти, и их художественный вкус превратил это полотно площадью четыре с половиной гектара в настоящий живописный шедевр.
– Дворец в той стороне, на северо-востоке, – сказал Лэнгдон, кивая на дорожку. – У ворот можно будет смешаться с толпой туристов и незаметно выйти. По-моему, парк открывают в девять.
Он хотел взглянуть, сколько сейчас времени, но там, где раньше были часы с Микки-Маусом, теперь белело голое запястье. У него мелькнула мысль, что они могли остаться в больнице вместе с другой одеждой. Если так, он их потом заберет.
Сиена вызывающе расправила плечи.
– Прежде чем сделать еще хоть шаг, Роберт, я хочу знать, куда мы направляемся. Что вы там такое угадали насчет Злых Щелей? Вы сказали, они расположены не в том порядке?
Лэнгдон показал на лес.
– Давайте сначала спрячемся, ладно?
Он двинулся вниз первым, Сиена – за ним. Вскоре дорожка вывела их на закрытую со всех сторон лужайку – «комнату» на языке ландшафтной архитектуры – со скамейками и маленьким фонтанчиком. Здесь, под деревьями, было гораздо прохладнее.
Лэнгдон вынул из кармана проектор и принялся его трясти.
– Тот, кто создал это цифровое изображение, не только нарисовал на грешниках буквы, но еще и изменил порядок казней. – Он вспрыгнул на скамейку и направил проектор себе под ноги. На гладком сиденье рядом с Сиеной слабо забрезжила Боттичеллиева «La Mappa dell’Inferno». Лэнгдон указал на многоярусную область в нижней части воронки. – Видите буквы в Злых Щелях?
Сиена отыскала их на картине и прочла сверху вниз:
– Catrovacer.
– Верно. Никакого смысла, да?
– Но вы поняли, что рвы просто перетасовали?
– Даже проще. Если сравнить эти уровни с маленькой колодой из десяти карт, можно сказать, что ее не тасовали, а просто сняли один раз. Порядок после этого сохранился, только начинается колода уже не с той карты. – Лэнгдон снова показал на Злые Щели. – У Данте верхний уровень занят соблазнителями, которых бесы погоняют кнутами. Но в этой версии соблазнители оказались намного глубже, а именно… в восьмом рву.
Сиена вгляделась в тускнеющее изображение и кивнула:
– Ага, вижу. Первый ров стал восьмым.
Лэнгдон убрал проектор в карман и спрыгнул обратно на дорожку. Потом взял прутик и нацарапал на голой земле рядом с ней десять букв.
– Вот в каком порядке они нарисованы в нашей модифицированной версии ада.
C
A
T
R
O
V
A
C
E
R
– Catrovacer, – прочла Сиена.
– Да. А вот где колоду разделили.
Лэнгдон провел черту под седьмой буквой и подождал, давая Сиене время разобраться в его картинке.
C
A
T
R
O
V
A
–
C
E
R
– Так, – быстро сказала она. – Catrova. Cer.
– Да, а чтобы вернуть картам прежний порядок, мы просто снимаем колоду еще раз и кладем нижнюю часть сверху.
Сиена пристально разглядывала буквы.
– Cer. Catrova. – Она пожала плечами. Лицо ее по-прежнему выражало недоумение. – Все равно бессмыслица…
– Cer catrova, – повторил Лэнгдон. Затем снова произнес оба непонятных слова, слив их в одно. – Cercatrova. – И наконец прочел то, что получилось, с паузой посередине: – Cerca… trova.
Сиена ахнула, и ее взгляд метнулся вверх, встретившись со взглядом Лэнгдона.
– Да, – с улыбкой подтвердил Лэнгдон. – Cerca trova.
Буквально итальянские слова cerca и trova означают «ищи» и «найди». В сочетании же они превращаются в библейское «ищите, и найдете».
– Ваши галлюцинации! – захлебываясь от волнения, воскликнула Сиена. – Незнакомка с вуалью! Она все твердила вам «ищите, и найдете»! – Она вскочила на ноги. – Да вы понимаете, что это значит, Роберт? Это значит, что слова cerca и trova уже хранились в вашем подсознании! Выходит, вы расшифровали эту фразу еще до того, как попали в больницу! Получается, что вы и раньше видели изображение из проектора… только забыли про это!
А ведь она права, сообразил Лэнгдон. Поглощенный размышлениями о самом шифре, он и не подумал о том, что видит его, возможно, не в первый раз.
– Роберт! На бульваре Макьявелли вы заявили мне, что «La Mappa» указывает на конкретное место в Старом городе. Но я до сих пор не пойму на какое.
– Слова «cerca trova» ничего вам не напоминают?
Она пожала плечами.
Лэнгдон с трудом сдержал улыбку. Оказывается, даже Сиена знает не все на свете.
– Дело в том, что эта фраза прямо указывает на знаменитую фреску, которая находится в палаццо Веккьо, – а именно на «Битву при Марчано» Джорджо Вазари в Зале Пятисот. На самом верху картины художник крошечными, едва различимыми буквами вывел слова «cerca trova». Для объяснения этого было выдвинуто множество гипотез, но ни одного убедительного доказательства, которое подтверждало бы хоть одну из них, до сих пор не найдено.
