– Маурицио, – закричал Феррис. – Санта Лючия слепая, но вы-то нет. Впереди! Смотрите!
Маурицио благодушно рассмеялся и вовремя повернул голову, чтобы уйти от столкновения со встречной лодкой.
Сиена смотрела на Лэнгдона.
– Вы о чем подумали? О вероломном доже, который украл кости слепой?
Лэнгдон поджал губы.
– Не знаю.
Он кратко рассказал Сиене и Феррису историю останков святой – одну из самых странных во всей агиографии. По легенде, когда Луция отказала властному поклоннику, он велел сжечь ее на костре. Но огонь не брал ее тело. После этого люди поверили, что ее останки обладают магической силой и тот, кто владеет ими, будет жить необычайно долго.
– Волшебные кости? – сказала Сиена.
– Да, в это верили, и поэтому ее останки разошлись по всему миру. Две тысячи лет могущественные властители, чтобы отсрочить старость и смерть, пытались завладеть костями святой. Ее скелет похищали одни, потом другие, перевозили из одного места в другое, делили на части – такого не было ни с одним святым в истории. Ее останки прошли через руки по крайней мере дюжины самых могущественных людей в истории.
– Включая вероломного дожа? – предположила Сиена.
Ты дожа вероломного ищи – того, кто кости умыкнул незрячей; того, кто обезглавил жеребцов…
– Вполне возможно, – сказал Лэнгдон, вспомнив, что Данте в «Аде» упоминает ее особо. Она одна из трех «благословенных жен» – «tre donne benedette», – которые поручили Вергилию вывести Данте из преисподней. Другие две – Дева Мария и возлюбленная Данте Беатриче. Данте подобрал святой Луции самую почетную компанию.
– Если это так, – заволновалась Сиена, – тогда этот вероломный дож… который отрезал головы у лошадей…
– …мог украсть и кости святой, – закончил Лэнгдон.
– Да. И это значительно сокращает список кандидатов. – Она повернулась к Феррису. – Вы уверены, что телефон не работает? Мы могли бы поискать в Интернете…
– Глухо. Я только что проверил. Жаль.
– Мы подъезжаем, – сказал Лэнгдон. – Какие-то ответы получим в Сан-Марко, уверен.
Собор Сан-Марко был в ребусе единственной деталью, не вызывавшей сомнений у Лэнгдона. Мусейон мудрости священной, где золото сияет. Лэнгдон рассчитывал, что собор откроет имя загадочного дожа… А дальше, если повезет, – место, где Зобрист решил выпустить на волю чуму. …Подземный отыщи дворец, хтоническое чудище найди там…
Лэнгдон всячески отгонял мысленные картины чумы – но не получалось. Он часто пытался представить себе, каким был этот невероятный город в годы расцвета – перед тем, как его ослабила чума и он пострадал от Османов, а потом и от Наполеона… Когда Венеция гордо царствовала в Европе как ее коммерческий центр. По всем свидетельствам, не было на свете города прекраснее Венеции, по богатству и культуре ее жителей ни одно государство не могло с ней сравниться.
Но такова ирония истории, что тяга к заграничным предметам роскоши стала для нее погибелью – Черная Смерть приплыла из Китая с крысами в трюмах торговых судов. Чума, истребившая две трети неисчислимого населения Китая, пришла в Европу и убила каждого третьего – молодых и старых, богачей и бедных, без разбора.
Лэнгдон читал описания жизни Венеции во время вспышки чумы. Земли, чтобы хоронить мертвых, не хватало, в каналах плавали распухшие тела, и некоторые места были так завалены трупами, что рабочие, как плотогоны, скатывали их в воду и толкали к морю. Никакие молитвы не могли умилостивить чуму. Когда городские власти поняли, что чуму привезли крысы, было уже поздно. Тем не менее Венеция постановила, что каждое прибывшее судно должно простоять на рейде полных сорок дней, прежде чем ему будет позволено разгрузиться. И до сего дня число сорок – quaranta – служит мрачным напоминанием о происхождении слова «карантин».
Их катер вошел в еще одну излучину канала, и праздничный красный тент, трепещущий на ветру, заставил Лэнгдона отвлечься от мрачных мыслей и задержать взгляд на изящном трехъярусном строении слева.
CASINO DI VENEZIA
[50]
: МОРЕ ЭМОЦИЙ
Лэнгдон не совсем понимал смысл последних двух слов в применении к казино, однако знал, что само здание, эффектный ренессансный дворец, украшает собой город с шестнадцатого века. Частное жилище в прошлом, теперь это был первоклассный игорный дом, знаменитый тем, что в 1883 году здесь умер от сердечного приступа композитор Рихард Вагнер, незадолго до того закончивший оперу «Парсифаль».
За казино справа, на барочном рустовом фасаде, висел транспарант еще больше, только синий:
CA’ PESARO: GALLERIA INTERNAZIONALE
DARTE MODERNA
[51]
.
Сколько-то лет назад Лэнгдон побывал там и увидел знаменитую картину Густава Климта «Поцелуй», привезенную из Вены. Он увидел обнявшуюся пару в ослепительных одеждах из сусального золота и навсегда влюбился в художника. И с тех пор считал, что своим интересом к современному искусству обязан венецианскому Ка-Пезаро.
Канал расширился, и Маурицио прибавил скорость.
Показался мост Риальто – середина пути до Сан-Марко. Когда они приблизились к мосту, уже почти под ним, Лэнгдон поднял голову и увидел одинокую неподвижную фигуру перед ограждением.
Человек мрачно смотрел на них сверху.
Лицо было знакомым… и страшным.
Серое, удлиненное, с черными мертвыми глазами и длинным птичьим носом.
Лэнгдон внутренне сжался.
Катер нырнул под мост, и только тут Лэнгдон сообразил, что это был просто турист, обновлявший покупку – маску чумного доктора, какие сотнями распродаются ежедневно на рынке Риальто.
Сегодня, однако, он не увидел в ней ничего карнавального.
Глава 69
Площадь Сан-Марко находится у южного конца венецианского Большого канала – там, где эта артерия соединяется с открытым морем. Над опасным перекрестком водных путей господствует Dogana da Mar – морская таможня, суровая треугольная крепость, над которой некогда высилась смотровая башня, помогавшая охранять Венецию от вторжений. Место башни занимает ныне массивный позолоченный шар, увенчанный флюгером в виде богини удачи; поворачиваясь на ветру, флюгер напоминает морякам, отправляющимся в плавание, о непредсказуемости судьбы.
Перед устьем канала, через которое Маурицио вел свое элегантное судно, зловеще ширилось неспокойное море. Роберту Лэнгдону много раз доводилось плыть этим путем, но всегда на борту гораздо более крупного вапоретто, и, когда их «лимузин» закачался на все более высоких волнах, ему стало слегка не по себе.
Чтобы подойти к причалу у площади Сан-Марко, им надо было пересечь участок лагуны с сотнями судов: тут были и роскошные яхты, и танкеры, и частные парусники, и большие круизные лайнеры. Это как свернуть с сельской дороги на восьмиполосную супермагистраль.
