Едкий черный дым поднимался перед нами, а я все никак не мог отпереть входную дверь. Наконец, после малой вечности, дверь распахнулась, и мы благодарно выбежали на улицу.
Уже собралась толпа, которую болезненное любопытство привлекло к этому зрелищу катастрофы. Коренастый, толстошеий человек подбежал и вытащил нас из дыма.
— Ну, вы целы? — спросил он, когда мы немного пришли в себя. Я услышал вдалеке вой приближающихся сирен.
— Спасибо, — удалось наконец выдавить мне. — Я в порядке, — ответил я, отирая слезящиеся глаза.
— Черт побери! — Толстошеий человек, казалось, был взбешен. Я заметил, что у него в ухе такая же, как у мистера Джаспера, заглушка под цвет кожи. — Откуда эти сукины дети узнали, что мы здесь?
— Понятия не имею, — раздраженно сказал Джаспер, волосы у него были опалены, лицо покрыто сажей. — Генри Ламб, познакомьтесь: это глава нашей службы безопасности. Стирфорт, познакомьтесь: Генри Ламб.
Мистер Стирфорт был не то чтобы толст, но имел плотное сложение человека, не злоупотребляющего спортом; глядя на таких, никогда не знаешь, сколько там под кожей мускулов, а сколько — жира. Он катастрофически лысел, что пытался безуспешно скрыть, зачесывая челкой свои светлые волосы, которые казались крашеными. Будь он игроком в американский футбол, я бы сказал, что это седеющий полузащитник, которому дали последний шанс проявить себя в игре, венчающей его карьеру.
— Генри, — тихим голосом сказал Джаспер, — где блокнот?
Я был готов расплакаться.
— В доме. Я его обронил.
Стирфорта даже понукать не пришлось. Несмотря на то что из дверей и окон дедовского дома валил дым и отчетливо были видны шестифутовые языки пламени, он ринулся внутрь с энтузиазмом щенка, играющего с первой в своей жизни палочкой.
Я повернулся к Джасперу.
— Он там не сгорит?
— Стирфорт не знает слова «страх».
Я не мог понять, то ли это было произнесено с восхищением, то ли с завистью, то ли с сарказмом, а теперь думаю, что, может быть, это было вообще что-то совершенно другое.
Прошло пять или шесть томительных минут, и Стирфорт наконец появился — лицо обмотано носовым платком, на лбу сажа и гарь, в руках какой-то комок. Под бурные аплодисменты толпы он подошел к нам в тот момент, когда на Темпл-драйв примчались две полицейские машины и одна пожарная.
— Ну, нашли? — прошипел Джаспер.
— Блокнот сгорел.
— Что? — Глаза Джаспера, казалось, были готовы лопнуть от преувеличенного отчаяния.
— Но зато я спас вот этого бродягу.
Стирфорт передал мне серый мохнатый комочек. Я неловко принял его в руки, и когда кот посмотрел на меня, я мог бы поклясться, что на его физиономии была улыбка.
Стирфорт предложил нам выпить по кружечке пива. Вокруг нас суетились всякие врачи и полицейские, но Джасперу достаточно было произнести одно слово — «Директорат», и все они растворились в ночи.
К сожалению, то же самое сделал и кот — выскользнул из моих рук и бросился в темноту, прежде чем я успел что-то предпринять, чтобы остановить его. Я пустился было на лихорадочные поиски, но Стирфорт, которому до смерти захотелось съесть пакетик свиных шкварок, сказал, чтобы я оставил это, и подтолкнул меня в направлении «Розы и короны».
Они вдвоем вошли внутрь (хотя это заведение и напоминало собой что-то вроде школьной дискотеки), а я остался на улице, чтобы позвонить по телефону.
Соединение долго не проходило, но наконец:
— Мама?
— Да, дорогой.
Изнутри грянули восторженные вопли, когда послышались первые аккорды «Давай, Эйлин»,
[28]
и динамики врубили чуть ли не на полную мощность.
— Куда это тебя занесло, проказник?
— Долго рассказывать. Слушай, не знаю, как тебе об этом сказать… кто-то поджег дом деда.
В голосе мамы послышалась скучающая нотка.
— Правда?
— Он сгорел дотла.
— Вот как. — Я услышал, как кто-то говорит с ней.
«Опять Генри», — сказала она.
— Я был внутри, когда это случилось. — Меня уже начало бесить это ее полное равнодушие.
— Просто ужас какой-то. Ты мне непременно все расскажешь, когда я вернусь. — Она захихикала. — Кстати, Горди шлет тебе огромный воздушный поцелуй. Тебе поцелуй от Горди.
— Привет, Горди, — сказал я без всякого энтузиазма.
— Ну ладно, дорогой. Эти звонки стоят кучу денег. Пока, милый. — Даже не попрощавшись с ней, я сердито нажал кнопку «отбой».
Когда я вошел, заиграла «Сумасшедшая жизнь»,
[29]
и Стирфорт отбивал пальцами ритм по столешнице. На припеве он начал совершать какие-то странные птичьи движения головой, а мистер Джаспер, потягивая пиво, с ужасом поглядывал на него.
В пабе почти никого не было. Все действие, видимо, происходило в соседнем зале, где десятки тинейджеров были заняты чем-нибудь из следующего списка: танцевали, пили, тискались, курили, отрубались. В воздухе почти ощутимо висел запах гормонов, головокружительный дух юности.
Стирфорт пододвинул мне кружку.
— «Стелла»
[30]
устроит? Пинта доброго «женкина горя»?
[31]
— Сегодня черный день, — пробормотал Джаспер голосом ослика Иа.
Не обращая внимания на многочисленные плакаты, призывавшие нас не курить, Стирфорт вытащил пачку сигарет и предложил мне. Я отрицательно замотал головой. Джаспер посмотрел с отвращением и пробормотал что-то похожее на «грязь».
Стирфорт сорвал с пачки целлофановую обертку.
— Вы знаете, что мы должны делать.
— Только не это. — Голос Джаспера дрожал и звучал неуверенно. — Только не они.
— Выбора нет, — сказал Стирфорт, извлекая из кармана зажигалку и поднося ее к кончику сигареты. Я заметил, что закурил он с огромным трудом, потому что, несмотря на его оживленно-беззаботный тон, руки у него тряслись.
Внезапно голова Джаспера дернулась вверх.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Мы обсуждаем… — Он замолчал. — Вы абсолютно уверены, сэр? Другого способа нет? — Гримаса. — Вы знаете мое мнение на этот счет, сэр. — Он пожевал верхнюю губу, потом неохотно кивнул. — Хорошо. Мы скажем Генри.
— О чем речь? — спросил я. — О чем вы собираетесь мне сказать?
