Женщину все еще трясло. С ее губ сорвался жалобный, мучительный стон, а вокруг уже начала собираться толпа, не в силах помочь ей, но и не в силах уйти.
Наконец женщину загородили от Артура чьи-то спины, но он услышал предсмертный звук, который она издала. Пропустить его было невозможно — звук был похож на взрыв водяной бомбы в летний день, — и последствия он тоже увидел: растекающаяся по земле лужа розоватого цвета, пятнающая камень амперсандом.
Питера рвало в платок. Вертью и Мерси мрачно трясли головами, словно не веря своим глазам. Но мистер Стритер только ухмыльнулся.
— Вот уж точно, — сказал он. — Не зря говорят: все хорошо в меру.
И улыбнулся своей таинственной улыбкой.
19
Часто по ночам, когда бессонница одолевает меня, я размышляю о том, как Джасперу удалось сделать это.
Не думаю, что он испытывал хоть малейшие трудности. Доведись мне столкнуться с чем-то в этом роде… я бы извелся. Покой бы потерял. Но Джаспер? Его, казалось, это ни чуточки не волновало.
Вы, наверное, уже догадались, кому он звонил, когда оставил меня у «Глаза». И можете себе представить, как сладкоречиво приглашал он ее на ланч. Что-нибудь роскошное, наверняка говорил он, какое-нибудь модное местечко. Угощаю. И девушка, которой и без того льстили его джентльменские манеры, его внимание и кажущаяся искренность намерений, была беспомощна, услышав это приглашение. Потом уже, когда дело было сделано, Джаспер сказал мне, что и пальцем к ней не прикоснулся. Но мы знаем истину. Мы знаем, каким он был. Мы знаем, что он наверняка не в силах был сдержаться.
Если в моем рассказе проскальзывает ненависть, вы должны меня простить. С учетом всех обстоятельств, мое негодование на самом деле слишком мало, но в этой части моей истории есть нечто, неизменно приводящее меня в бешенство. Бесит меня и тот факт, что, будь я хоть капельку проницательнее, хоть немного внимательнее, я мог бы предотвратить все это целиком и полностью.
Так вот, Джаспер позвонил ей, пригласил на ранний обед, и она согласилась. Она выпросила у коллег кое-какую косметику и целую вечность провела в женском туалете, прежде чем явиться перед его глазами. Сердце ее радостно колотилось при мысли о еще одной встрече с этим франтоватым, легким в общении человеком, явно не отягощенным женой, извращениями или комплексами. Джаспер наверняка ждал ее на улице и повел в ресторан, который точно должен был произвести на нее впечатление и в который он ни за что бы не пошел при обычных обстоятельствах. Это должен был быть ресторан, в котором он не бывал прежде. Это должен был быть ресторан, где его никто не мог бы узнать.
Он, наверное, слушал ее щебетание, когда принесли вино, спросил, какие слухи ходят в офисе, вежливо кивнул, узнав, что ее босс пришел сегодня утром больным, и изобразил интерес, когда она рассказала ему о толстой женщине в подвале. За закуской он даже, наверное, мирился с ее неуклюжими заигрываниями, и только когда она вышла из-за стола, чтобы припудрить носик в туалете, он наконец сделал свое дело.
Для такого человека, как он, это решение даже не имело никакой нравственной подоплеки. Круглая серебряная таблетка упала в ее бокал. Она, наверное, тут же начала пузыриться, а потом растворилась, и когда Барбара вернулась к столику, то уже ни за что не могла догадаться о случившемся.
Но именно мысль о том, что, видимо, случилось после этого, когда все было съедено и таблетка начала действовать… это и еще страшное предательство, стоявшее за его поступком, — вот что выворачивает меня наизнанку, когда я пишу об этом.
Когда происходили эти события, я привел Эбби в палату Макена и представил ее скорбной тени моего деда. В палате, казалось, было тише, чем обычно. Кровать напротив деда, на которой в прошлое мое посещение лежал толстый лысый человек, чье лицо почти целиком было покрыто лопнувшими кровеносными сосудами, стояла подозрительно пустой.
Мы нашли два стула и сели рядом с дедом.
— Дед, — сказал я, — хочу познакомить тебя с Эбби. Моей подружкой.
Я посмотрел на Эбби — проверить, устраивает ли ее такой статус, но обнаружил, что моя домохозяйка недоуменно поедает старого хрыча глазами.
— Я его знаю, — сказала она.
— Что?
— Я его знаю, — повторила она.
— Да нет. Это невозможно.
— Генри, я видела его раньше.
— Когда?
— Через агента по недвижимости. Это он продал мне квартиру.
Естественно, после этих ее слов на некоторое время воцарилось молчание. Мы обменивались недоумевающими взглядами.
— Что происходит? — спросила наконец Эбби.
Ответа для нее у меня не было, но в конечном счете мне все же удалось пожать плечами и выдавить кривую улыбку.
— Послушай, — сказал я. — Тут недалеко по коридору есть абсолютно ужасное кафе. Позволь мне угостить тебя обедом.
Глядя, как Эбби с хирургической щепетильностью тыкает вилкой в крошечную плошку салата, я решил, что должен еще раз спросить у нее.
Возможно, вы сочтете это странным с учетом тайны моего деда, с учетом того, что люди уже начали умирать, что общество вокруг нас начало рассыпаться и что на свободе оказались два серийных убийцы, придумавших мне неприятное прозвище. Возможно, вы скажете, что мне нужно было больше думать о войне и меньше — о путанице в моей интимной жизни. Но что вы можете знать об этом? Ведь вас там не было.
— Эбби, — сказал я, глядя, как она пронзает вялый помидор, — я хочу, чтобы ты сказала мне, кто такой Джо.
Ломтик помидора соскочил с ее вилки. Вид у Эбби был такой сердитый — того и гляди столовые приборы начнет ломать.
Я настаивал на своем.
— Мне необходимо это знать. Сегодня утром ты дважды назвала его имя. Скажи, что я ослышался. Скажи, что так зовут твоего кота. Скажи мне что-нибудь.
Эбби оттолкнула от себя салат.
— Джо — это человек, с которым я встречалась. В прошлом.
— Понятно.
В другом углу буфета сидел человек в темном костюме, с копной соломенных волос, с томиком «Мартина Чезлвита»
[59]
для конспирации, в кармане его пальто безошибочно угадывались очертания пистолета. Он посмотрел на меня и кивнул. Конечно, один из спецназовцев Дедлока. Вид у него был не самый сметливый, и я бы не удивился, если бы он держал книгу вверх ногами.
Эбби его не заметила.
— Я была с Джо какое-то время, — сказала она. — Довольно долго. — Она, казалось, тщательно подбирает слова, размышляет над каждым. — Но это все в прошлом. Мы несколько месяцев не виделись.
