Но о Хоффмане уже давненько, лет восемь как, то есть со времени «Дела человека, укравшего двенадцатое ноября», ничего не слышно, а луна-парк с тех пор успел превратиться в заброшенную свалку. Может, Сайварт тоже пропал? Анвин припомнил, что в одном из рапортов детектива промелькнул намек на то, что Сайварт планирует выйти в отставку. У Анвина, конечно, хватило предусмотрительности провести соответствующую зачистку — подобные пассажи не только были там совершенно неуместны, но и носили крайне мрачный характер и явно были написаны в период затишья между делами, когда Сайварт пребывал в депрессивном состоянии. После двенадцатого ноября участились рецидивы, и Анвину оставалось только надеяться на то, что он единственный человек, имеющий представление о том, как тяжело сказалось расследование этого дела на самом Сайварте. «Я ошибался на ее счет», — написал он, имея в виду Клеопатру Гринвуд. Это было правдой, он действительно ошибался.
Сайварт же, вероятно, мечтал обосноваться в каком-нибудь пригороде и засесть за сочинение мемуаров. Анвина поразило подробное описание будущего дома: маленький белый коттедж в лесу, за северной окраиной какого-то городка, у реки; склон холма, заросший кустами ежевики; качели, сделанные из старой автомобильной покрышки; пруд с кувшинками. И еще тропинка, что ведет к земляничной поляне в лесу. «Отличное местечко, чтобы вздремнуть», — резюмировал он.
Анвин понимал, что Сайварту вряд ли удастся реализовать грезы об этом коттедже. С ним в любой момент может случиться нечто ужасное. Кстати, не при его ли участии на тридцать шестом этаже появился труп?
Словно разгадав ход мыслей Анвина, Эмили заметила:
— По поводу его исчезновения не поступало никаких официальных разъяснений.
— А неофициальных?
Эмили нахмурилась.
— Сэр, неофициальных разъяснений вообще не бывает.
Анвин кивнул и с трудом сглотнул, преодолевая сухость в горле. Надо бы поосторожнее обращаться со словами, даже в разговоре со своей ассистенткой.
Эмили выключила настольную лампу, и теперь, в отсутствие ее слепящего света, он разглядел деревянный шкаф для папок с делами, кресла для посетителей, пустые книжные полки и древний электрический фен в углу. Анвин поставил портфель на пол и сел. Кресло оказалось непомерно большим для него, то же можно было сказать и о столе. Он поставил коробку с жетоном и пистолетом рядом с пишущей машинкой.
Эмили стояла перед ним, сложив руки за спиной, и ждала. Что она станет делать, когда поймет, что личина клерка вовсе не прикрытие? Аромат ее лавандовых духов смешивался с запахом сигар Сайварта, щекотал Анвину ноздри, от него даже немного кружилась голова. Он попытался кивком дать ей понять, что ее присутствие в кабинете долее не обязательно, но она лишь сдержанно кивнула в ответ. Уходить она явно не собиралась.
— Ну хорошо, — выдохнул он, как бы смиряясь с ее обществом как с неизбежностью. — Надо полагать, вы прошли стандартный курс подготовки, принятый в Агентстве, а также полную программу обучения, необходимого для вашей нынешней работы.
— Конечно.
— Не могли бы вы в таком случае разъяснить мне, чего я, собственно, могу от вас ожидать на данном этапе?
Она снова нахмурилась, только теперь выражение ее лица стало более мрачным, более обеспокоенным. Анвин, понимая, что его ассистентка с нетерпением ждала этого дня, своего первого дня на новой должности, и ждала очень долго, рискнул тем не менее слегка ее разочаровать, отдавая себе отчет, однако, в том, сколь чревато это может быть — разочаровывать такую женщину.
А она между тем вдруг сменила свое отношение к происходящему, рассудив, видимо, что все развивается по законам жанра.
— Вы хотите меня проверить? — спросила она, прикрыв глаза и откинув голову назад, словно читая что-то напечатанное на внутренней стороне век. И процитировала казенным тоном: — «В первый день расследования нового дела детектив посвящает своего ассистента в подробности и детали, кои, по его мнению, тот обязан знать. Обычно это включает в себя все важные контакты и даты, а также информацию о прецедентных делах, полученных из архивов».
Анвин откинулся на спинку кресла и снова задумался о мертвом теле наверху и окружающей его тайне. Он чувствовал себя так, словно в него вцепилось нечто, что может утащить его за собой в могилу, если он не сумеет вырваться. Какое такое дело Ламек намеревался ему поручить? Каким бы оно ни оказалось, Анвин не имел никакого желания с ним связываться.
— Как я вижу, — признал он, — у вас тонкий и довольно проницательный ум, Эмили. Значит, я могу вам доверять. Как вы изволили заметить, это наше внутреннее дело. Папка, что лежит перед вами, имеет индекс СЕВ001, и именно это дело является причиной моего присутствия здесь. Задача у нас простая: найти детектива Трэвиса Т. Сайварта и убедить его как можно скорее вернуться к исполнению своих обязанностей.
Произнося это, он уже составлял в уме план действий. С помощью Эмили ему, вероятно, удастся притворяться детективом достаточно долгое время, чтобы притащить Сайварта обратно в Агентство. Тогда он, возможно, выяснит, что символизирует собой труп супервайзера, розы мисс Трусдейл с их длинными стеблями и граммофонная пластинка, обнаруженная в кабинете Ламека.
Эмили приняла крайне деловой вид:
— Улики, сэр?
— Никаких улик, — сказал Анвин. — Но ведь это же раньше был кабинет Сайварта!
Эмили просматривала папки с делами, пока Анвин обыскивал ящики стола. В одном из них он обнаружил свои личные вещи, перенесенные сюда по приказу Ламека: лупу для чтения мелкого шрифта, серебряный ножичек для вскрытия конвертов, подаренный ему на десятилетний юбилей его беспорочной службы в Агентстве, запасной ключ от его квартиры. В другом ящике лежала только пачка бумаги для пишущей машинки. Повинуясь какому-то смутному чувству, Анвин взял несколько листов и вставил их в машинку. Это была отличная профессиональная машинка: с компактным темно-зеленым корпусом, круглыми черными клавишами и отполированными до серебристого блеска рычагами литер. Пока что она оказалась единственным предметом, понравившимся Анвину в его новом качестве детектива.
— Пусто, — деловито констатировала Эмили. — Во всех папках пусто.
Она покончила с просмотром папок в шкафу и теперь перешла к книжным полкам.
Анвин, пропустив ее слова мимо ушей, проверил установку полей на каретке, передвинул упоры слева и справа (он предпочитал, чтобы они были установлены точно в пяти восьмых дюйма от края листа). Потом проверил, насколько туго работают пружины, слегла нажав на несколько самых часто используемых клавиш: «Е», «С», табулятор. Результаты техосмотра его не разочаровали.
Потом Анвин, водя пальцами над клавиатурой, но не нажимая на клавиши, сделал вид, что печатает. Как же ему сейчас хотелось приступить к своему рапорту! «Сегодня», — начал бы он, и от этого слова перешел бы к слову «утром», да-да! «Сегодня утром, после того как я взял в буфете стаканчик кофе…» Нет, с кофе начинать не стоит. Может, начать с «Я»? После «Я» можно дальше двигаться в любом направлении. «Я считаю своим долгом с сожалением сообщить…» — это будет просто отлично. Или: «Я случайно столкнулся на Центральном вокзале с неким Сэмюелом Питом, детективом…» Или: «Я являюсь клерком, простым клерком, но сейчас пишу, сидя за настоящим большим столом, в моем представлении, составляющим с детективом единое целое…» Нет, не пойдет. «Я» совершенно не годится, это слишком личностное, слишком пафосное и претенциозное начало. От «Я», как и от многого другого, придется отказаться.
