Подобные механизмы всегда достаточно заметны, так что их нетрудно потом выявить. Парк развлечений Калигари, именовавшийся теперь «Дальше некуда», был закрыт на ночь; вокруг не было ничего необычного, стоял лишь запах прогорклого поп-корна. Я обнаружил этот грузовик — он был припаркован возле одного из павильонов парка, рядом с дощатым тротуаром, — и пощупал большим пальцем его дымовую трубу; она была еще теплая.
Я решил заглянуть внутрь, но кто-то направлялся сюда со стороны причалов и доков, и мне пришлось уносить ноги. У входа в парк болталось на ветру полотнище одного из шатров, и я завернулся в него, надеясь, что никто не заметит моей шляпы. И в конце концов все же решился рискнуть и выглянуть оттуда.
И увидел высокого человека с очень странным образчиком гончарного искусства в руках. Он, весь корявый и щербатый, выглядел так, словно его наспех слепили из глины. Глаза у этого малого были ярко-зеленые. Он заглянул в кабину грузовика, и от его дыхания стекло затуманилось. Потом он тяжело вздохнул и пошел дальше.
Я быстро выбрался наружу с намерением поскорее убраться подальше и чуть не столкнулся с каким-то типом. И знаете, что самое странное, клерк? Он был очень похож на малого, только что встретившегося и уже куда-то ушедшего. Получается, что паскудники такого рода ходят парами.
Он позвал своего братца, и они вдвоем задали мне очень профессиональную трепку. После чего потащили меня на пирс, и это была совсем не романтическая прогулка. Там была пришвартована старая ржавая посудина контрабандистов, «Уандерли». От нее несло так, как будто ее только что подняли с отстойных глубин гавани.
На вахте стоял приземистый тощий человечек в мятом сером костюме. «Человек с тысячей и одним голосом» гораздо более привлекательно выглядит на афишах парка развлечений — на них его лицо каким-то хитрым способом подсвечено зеленым. А во плоти он скорее похож на заурядного бухгалтера, забредшего после трудового дня не в ту часть города. Он качал головой и имел очень грустный вид — все происходящее его, казалось, страшно огорчало. Мне тоже было грустно, о чем я ему и поведал, не слишком стесняясь в выражениях.
Мы немного поговорили. У него был высокий и довольно приятный голос, похожий на детский. Он объяснил мне, что мумия «Старейшего убитого человека» на протяжении многих лет служила наиболее привлекательным для посетителей объектом в их передвижном луна-парке, и они уже долгое время ее разыскивают.
— Я просто вернул ее домой, — заявил он.
— Тогда в чем состоит предназначение этого суденышка? — спросил я.
— Оно буквально создано для вас, — улыбнулся в ответ Енох Хоффман. После чего двое его подручных швырнули меня в грузовой трюм.
История о том, как детективу удалось совершить побег — как он нашел на борту похищенное мертвое тело, как угнал чью-то шлюпку и подогнал ее ночью к берегу — на следующее утро появилась во всех газетах. Представители Агентства в тот же день вернули «Старейшего убитого человека» в музей при огромном стечении народа и в шуме сплошных вопросов и треске ламп-вспышек.
Но если настоящая мумия не в музее, то где же она? И чье мертвое тело занимает ее место?
При содействии нескольких школьников Анвин перетащил Мура в помещение запасного фонда. Там хранились экспонаты, предназначенные к вывозу из музея или прибывшие из других музеев. Они могли бы оказаться в центре внимания на выставках и в галереях, однако здесь валялись подобно всякому нераспроданному хламу, оставшемуся после аукциона. Картины были свалены в кучу возле стены, в углах собирали пыль древние саркофаги, мраморные статуи валялись в обрывках упаковочного тряпья. Дети уложили Эдвина Мура в старый, обтрепанный шезлонг, и он вытянулся там, прикрыв руками лицо, весь дрожа и что-то бормоча.
— Он рыцарь? — спросил один из школьников.
— Да нет, он артист, — пояснил другой.
— Он мумия, — заявил третий.
Анвин выпроводил их обратно в зал и пристроил к тем, кто сгруппировался позади экскурсовода, даже и не заметившего их отсутствия. Дети помахали ему руками на прощание, и Анвин ответил им тем же. Когда они ушли, он проследовал по коридору и заглянул за угол. Человека со светлой бородкой он не заметил.
Мур воззвал к нему со своего ложа страданий, попросив воды. Анвин порылся в стоявших в запаснике ящиках и обнаружил в одном чашу, изваянную из темной глины с черными крестообразными узорами. Древность какая-то, надо полагать, причем бесценная, хотя пить из нее затруднительно, но сойдет. Он наполнил чашу из фонтанчика с питьевой водой, функционирующего в зале, и вернулся в запасник, держа ее обеими руками.
Мур отпил воды, пролив немного себе на пиджак. Потом откинулся назад и тяжко вздохнул, но тут же снова начал дрожать.
— Мне нет смысла что-то скрывать, — признался он. — Я все это так тщательно упаковал и увязал, а оно взяло и развязалось…
— Вы все же встречались с Сайвартом, — попытался обратиться к интересующему его вопросу Анвин.
— Да, о да. — Мур отнял руки от лица — оно было совершенно белым, таким же белым, как его волосы. — Но мне совсем не следовало заводить с ним разговоры. Отсюда он ушел в большом возбуждении. Мне даже показалось, что он готов перекусить свою сигару пополам. А вы! Кто вы-то такой?!
Анвин хотел было предъявить ему свой жетон, но тут же передумал.
— Меня зовут Чарлз Анвин. Я служу в Агентстве клерком. Мой детектив пропал без вести, и я пытаюсь его разыскать. Мистер Мур, вы должны сказать мне, куда он направился.
— Разве должен? Я и так уже слишком много вспомнил, и теперь они непременно явятся за мной. — Он сделал жест в сторону чаши с водой, и Анвин поднес ее к его губам. Он отпил, немного покашлял и продолжил: — Даже в Агентстве вовсе не считают, что все тайны следует расследовать, мистер Анвин.
Анвин отставил чашу в сторону.
— Я вовсе не пытаюсь что-то расследовать, — словно оправдываясь, заметил он.
Взгляд Мура уже принял вполне осмысленное выражение, а лицо обрело нормальный цвет. Он посмотрел на Анвина так, словно увидел впервые.
— Если вы клерк Сайварта, тогда сами должны знать, куда его занесло. Он был совершенно сбит с толку, увидев эту золотую коронку. Ему была нужна дополнительная информация, самая достоверная, какую только можно раздобыть. — И тихо добавил: — Сколько бы она ни стоила.
Некоторые места, упоминавшиеся в рапортах Сайварта, были для Анвина все равно что неведомые земли, но он достаточно часто видел эти названия, а потому уверился в их существовании. Однако было бы неразумно считать, что он может добраться до них на велосипеде. Для него во всем мире существовало только два города. Первый состоял из семи кварталов, что отделяли его квартирку от здания Агентства. Второй был побольше, с менее определенными границами, более опасный; он вторгался в мысли Анвина только в виде названий в рапортах по очередному делу и иногда возникал в его кошмарных снах. В одном из темных закоулков этого второго города располагалась некая распивочная, этакое неформальное место встреч, где частенько появлялись самые предприимчивые, самые хитроумные, самые отчаянные. Сайварт отправлялся туда только в тех случаях, когда все его прежние предположения оказывались несостоятельными, когда все ниточки ведущегося следствия заводили в тупик. И поскольку это заведение редко имело прямое отношение к расследуемому делу, Анвин обычно исключал ее название из всех файлов.
