Ратлидж вдруг понял, что телега давно проехала и уже исчезла из вида, а он продолжает стоять на месте. Он поспешно проехал перекресток, свернул в тихий переулок и поставил автомобиль на ручной тормоз, после чего принялся энергично растирать лицо руками, как будто стирая воспоминания.
Это было его тайной, которую он пытался скрыть от Хэмиша, но шотландец глубоко проникал в его мысли и отыскал ее.
По правде говоря, это мало имело отношения к Шотландии.
В ночь, когда предстояла вторая операция, он услышал, как доктора говорили Франс, что у него мало шансов выжить, что он может умереть на операционном столе. Он в тот момент уже находился под действием снотворного и слышал их как через вату. Франс: «Он не может меня покинуть, он не сделает этого».
Потом над ним, как из тумана, возникла чья-то голова, человек склонился над ним, взял его за руку и заговорил проникновенно:
— Тебе нечего бояться, сынок. Конечно, все возможно, но, если ты попросишь Его, скажешь, что хочешь жить, Он послушает. — Голос с южным мягким акцентом звучал так убедительно и успокаивающе.
После этого Ратлидж канул в темноту, и боли не было, только покой. Прошло много часов, прежде чем он очнулся, боль была ужасной, еще хуже, чем до этого.
Он удивился, что жив. И ужаснулся, что готов был умолять и молиться, чтобы выжить, хотя не имел права на жизнь… Никакого.
Некоторое время спустя Франс привела к нему маленького священника. Доктора, как понял потом Ратлидж, послали за ним, чтобы в том случае, если он умрет, утешить сестру. Мистер Кроссон оказался вполне земным в свете дня, не видением и не сном, а прямодушным и проницательным священником. Глядя на Ратлиджа пронзительными голубыми глазами, он сказал:
— Ну, мистер Ратлидж. Я рад, что вы снова с нами.
Но слова пастора не утешили, как должны были, а потрясли Ратлиджа до глубины души, как и признаки бессонных ночей на измученном лице Франс. Он был смущен, потому что до этого вся его энергия была направлена на то, чтобы умереть, и он не был готов к тому, чтобы жить снова.
«Я прав? — добивал его Хэмиш. — Ты лежал в госпитале и прятал голову в песок, потом вернулся на службу и снова прятал голову в песок. И остаешься в Норфолке, чтобы делать то же самое».
— Что ты от меня хочешь? — устало спросил Ратлидж, слушая далекие крики чаек с моря, они отвлекали его. — Ты же знаешь, что Блевинс обязан досконально изучить дело, все разложить по полочкам, прежде чем подтвердить виновность Уолша.
«О да, у тебя целая программа для тренировки местной полиции».
Ратлидж потерял терпение.
Но Хэмиш опередил его ответ:
«Ты прекрасно разбираешься в людях. А себя понять не можешь? Ты думаешь, я хочу твоей смерти? Нет, как та женщина, Коннот, не хотела смерти священника. И я не хочу, чтобы ты умер. Нет, пока не будешь готов. Во Франции тебя не забрал к себе Бог и здесь не хочет пока забирать».
Хочет ли он жить? Ратлидж отпустил ручной тормоз.
Ответа не было.
Уже три недели прошло, но он не может ответить.
Хэмиш зловеще молчал, пока машина ехала по Уотер-стрит, направляясь к церкви Святой Троицы.
Свернув на подъездную дорогу, Ратлидж поставил машину в тени раскидистого дерева у церковной стены, выключил двигатель, но не торопился выходить, откинувшись на спинку сиденья. Посидев несколько минут, вылез из автомобиля и сразу ощутил солнечное тепло, легкий бриз взъерошил ему волосы. Отсюда он мог видеть полоску моря, сверкавшую на солнце так, что слепило глаза. Чайки кружились над колокольней, и их крики казались почти человеческими. Он готов был их слушать, чтобы только ни о чем больше не думать и не слышать своего мучителя.
От северного портика его окликнула женщина, как будто специально его здесь поджидала.
— Вот и вы, инспектор, я думала, что вы про меня забыли!
Он повернулся и увидел мисс Трент, которая шла к нему по траве, пересекая двор.
— Вы сказали сегодня утром, что хотели бы поговорить со мной.
Ратлидж удивился, потому что ничего такого не говорил. Но в это время показался мужчина, это был Эдвин Седжвик.
Ратлидж видел на лице мисс Трент умоляющую улыбку, которая делала ее юной и очень ранимой.
— О, прошу прощения, что опоздал, — сказал он, приподнимая шляпу, и остановился посреди надгробий, поджидая ее.
Эдвин Седжвик уже был за ее спиной, она обернулась к нему, потом представила мужчин друг другу.
Они пожали руки, и Седжвик сказал:
— Слышал, что вы помогаете инспектору Блевинсу. Что-нибудь нашли в прошлом Уолша? Я вчера возил брата в Лондон и еще не знаю последних новостей.
— Скажем так, мы получили кое-какую информацию, которая указывает на его возможную причастность, — ответил Ратлидж и спросил: — Вы хорошо знали отца Джеймса?
— Мы не были его прихожанами, но, разумеется, всей семьей ходили на праздники и ярмарку. Отец давал деньги на призы для детских соревнований. Припоминаю, что на осенней ярмарке Уолш выступал и имел успех у леди. Трудно поверить, что этот человек мог потом вернуться и убить кого-то, тем более священника.
Солнце светило ему в лицо, серые глаза были полны участия.
— Может быть, вы заметили кого-то еще, кто разговаривал с отцом Джеймсом или им интересовался? Или проявлял любопытство к его дому?
— Напротив, могу сказать, что все было как обычно, собралось много народу, и все с удовольствием предавались развлечениям. Особенно много посетителей было во второй половине дня, и отец Джеймс был доволен. — Седжвик вдруг нахмурился, как будто припоминая. — Какой-то мальчик упал и разбил коленку о камень, и мой отец помог ему дойти до миссис Уайнер, которая оказала первую помощь. Потом у брата заболела спина, он вынужден был отдохнуть и вскоре попросил отца отвезти его домой. Я уехал с ними. — Он повернулся к Мэй Трент: — Кажется, главный торг начался позже.
Она рассмеялась:
— О да. Миссис Гардинер и миссис Куллен одновременно увидели кувшин в лавке «Белый слон» и заспорили. И отец Джеймс уговорил их тянуть жребий. Очень мудро.
Седжвик взглянул на часы:
— Мне пора. Эванс меня ждет около гостиницы. Инспектор. — Он наклонил голову. Затем обратился к мисс Трент: — Поговорим в другой раз.
— Разумеется. — Она смотрела, как он решительными шагами пошел к выходу и направился в сторону Остерли. Потом обернулась и извинилась перед Ратлиджем:
— Простите! Я уже была в отчаянии, и вдруг вы показались, вот я и воспользовалась случаем, чтобы от него освободиться.
— Что произошло?
— Он пришел в церковь и попросил поужинать с ним. Я сказала, что у меня другие планы на вечер, и он уже хотел спросить, свободна ли я завтра вечером, когда появились вы. Он, конечно, красивый мужчина и не привык к отказам, но я не хотела создавать прецедента, принимая его приглашение. Мне просто повезло. Вы не очень сердитесь?
