— Но ведь этот палимпсест может оказаться и важным историческим документом?
— Может. Сложность в том, что мы не знаем точно, откуда эта обложка взялась. Никто ее не проверял. Хотя есть хорошая зацепка, если кто-нибудь заинтересуется. На титульном листе книги написано имя.
Невинс вернулся к столу и взял внутренности книги. На первой странице действительно оказалась надпись, на взгляд Фелиции, абсолютно неразборчивая.
— Не знаю, как правильно произносить это имя, — продолжал Невинс. — Если буквы вам кажутся неясными, я охотно его для вас перепишу. — Он что-то нацарапал на липучем квадратике для заметок и протянул ей.
Теперь буквы складывались в имя: Broder Lysholm Knudtzon — Бродер Лисхолм Кнудтзон.
— Если бы спросили меня, я бы сказал, что имя — скандинавское, — заметил Невинс.
— Вы ведь являетесь коллекционером-библиофилом, господин Невинс? — начала Фелиция, убирая листок с именем к себе в папку.
— Да, это вполне верно.
Фелиция обвела взглядом комнату.
— Все эти книги, они ваши или принадлежат библиотеке?
— Почти все мои. Но ни одна из них не представляет такой большой ценности, какой, возможно, кажется. Эти книги я использую для работы.
— Но у вас есть и ценные книги?
— Есть.
— И где вы их храните?
— Дома. — Этот ответ Невинса поражал своей лаконичностью.
— Это надежное место? — продолжала допытываться Фелиция.
— В моем доме имеется сигнализация. Скажите, а какое это имеет отношение к расследованию?
— Никакого. Простите, я заболталась. — Но Фелиции показалось, будто она задела больное место. Интересно, что бы это могло быть?
— А нет ли у вас сейфа, в котором вы храните самые ценные экземпляры?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Я читала о коллекционерах — они держат самые большие свои сокровища под замком. Мне всегда становилось интересно, зачем собирать что-либо, если намереваешься прятать свою коллекцию от всего мира?
— Хороший вопрос, — усмехнулся Невинс. Была ли эта усмешка нервной?
— Воображаю, как много вы знаете о других библиотеках — наверняка не меньше, чем о своей собственной. — Фелиция подпустила в голос восторженности.
— Можно и так сказать. — Он заметно расслабился, когда разговор перешел от его собрания книг на другую тему.
— А вы хорошо знакомы с библиофилами из других стран?
— Ну конечно — я же часто бываю в Европе.
— Вы ездите как частное лицо, чтобы приобретать книги себе в коллекцию?
— Так или по работе, на какую-нибудь конференцию. Это тоже бывает. Кроме того, время от времени я выполняю заказы по оценке имущества для страховых компаний.
— То есть если такой человек, как вы, не знает, кто такой Бродер Лисхолм Кнудтзон, это означает: Кнудтзон не владел и не владеет сколько-нибудь значимым собранием?
Фелиция наблюдала за выражением его лица. Она задела важный нерв — в этом не было ни малейшего сомнения. Он колебался, прежде чем ответить.
— Я этого не говорил. Мир книголюбов огромен, и как раз скандинавские коллекции мне мало известны.
— Понимаю. Но вы, конечно, не будете возражать, если мы попросим вас выяснить о Кнудтзоне побольше. Я уверена, вы справитесь с этим делом значительно быстрее нас. Полиции важно узнать об этой книге все возможное. Как об обложке, так и о начинке.
— Приложу все усилия. — Невинс надолго задумался. Наконец он произнес: — Кстати, я еду в Европу на следующей неделе.
— Правда? И куда вы направляетесь?
— Во Франкфурт.
— Там, кажется, каждый год проходит книжная ярмарка? — Фелиция сама удивилась тому, сколько всего знает.
— Да, но я еду не на ярмарку. Буду оценивать частное собрание. Владелец хочет застраховать его в американской страховой компании, а компания приглашает меня для определения его стоимости.
— Да-да, понимаю.
— Я планирую встретиться с некоторыми своими немецкими коллегами. Возможно, они смогут нам помочь с этим Кнудтзоном.
Фелиция взяла обложку и убрала ее обратно в пластиковый пакет, а пакет спрятала в папку. Поблагодарила любезного хозяина и попрощалась. Когда она уже выходила, Невинс вдруг сказал:
— Фелиция Стоун. Ваше имя кажется мне знакомым. Скажите, вы, случайно, не учились в одном классе с моим сыном, Шоном Невинсом, в старшей школе?
Она вздрогнула.
— Так и есть. — Ей очень хотелось добавить: «Не так-то легко забыть человека, который насильно заставил тебя сделать ему минет». Вместо этого она спросила: — Как дела у Шона?
Ее расстроило открытие, что ответ на этот вопрос не совсем ей безразличен. Всю свою взрослую жизнь она старалась забыть этого ублюдка, но он застрял в ней как заноза; сейчас она вдруг поняла: ей доставило бы удовольствие услышать, что с Шоном не все в порядке. Правда, вероятность такого ответа была весьма невелика.
— Он женат, у него две славные дочурки. Работает юрисконсультом в Нью-Йорке.
И почему она не удивлена?
— Это очень удачно. — Сказав это, она закрыла за собой дверь и направилась к выходу.
По дороге из библиотеки она размышляла: «Я точно не знаю, но не была ли та сдержанность, с которой он говорил об этой обложке, несколько преувеличенной? Разве не должен только что открытый палимпсест вдохновлять реставратора так же, как вдохновляют археолога неисследованные руины города, бредни там написаны или не бредни? Уж не скрывает ли чего добрейший господин Невинс?»
Подойдя к своей машине, она не сразу села за руль. Сначала достала айфон и позвонила Лаубаху. Он тут же снял трубку.
— В чем дело, золотце?
— Когда вы нашли эту книгу, — с места в карьер начала Стоун, — как много других бумаг Бонда вы успели просмотреть?
— Большую часть, но весьма поверхностно. Мы целенаправленно искали книгу без обложки. Вторым номером в списке приоритетов шли технические задачи. Вы, стратеги, получите свое чтиво только после того, как мы разглядим в свои лупы каждый квадратный сантиметр места преступления. Ты же знаешь порядок.
— Знаю. Но меня интересует, не заметил ли кто-нибудь среди бумаг в кабинете Бонда фотографий или даже рентгеновских снимков?
Лаубах ответил не задумываясь:
— Нет, насколько мне известно.
— Ну ладно, — разочарованно протянула Фелиция.
— А они должны быть там? У тебя есть куски головоломки, которые никак не встают на место?
— Не знаю. Сейчас, мне кажется, я на правильном пути и узнаю все больше и больше, но ничего не складывается.
