— Я пришла поговорить про тот случай, — призналась Фелиция.
Его лицо дрогнуло. От удивления, от страха или от облегчения?
Сама Фелиция испытывала последнее. Она долго ждала, чтобы сказать это, хоть и понимала: нельзя тянуть слишком долго — ведь отец не молодеет.
Некоторое время он сидел молча, а потом сделал то, что ее очень удивило. Возможно, он и сам удивился не меньше. Он поднялся, пошел на кухню и достал пиво. После того лета он никогда не пил пиво у нее на глазах. Вернувшись в гостиную, он отхлебнул из бутылки и поставил ее на журнальный столик.
— Думаю, ты достаточно продвинулась, чтобы перенести это зрелище.
— Я перенесу. Если, конечно, ты не хватишь лишнего, — сказала она тоном материнской заботы, на который то и дело срывалась с тех пор, как отец остался один.
— Обо мне не беспокойся. Я старый человек и наконец-то могу себе позволить делать все, что захочу, — улыбнулся он. И без лишних предисловий начал рассказывать: — Тебя нашла Холли. Ты впервые ввела себе героин, и сразу — передозировка. Бог тебя спас — Холли именно в этот день вернулась домой с каникул и решила во что бы то ни стало тебя отыскать. На отдыхе она много размышляла и догадалась, что ты в беде. Она решила не сдаваться, пока тебя не увидит. Расспрашивала нас, обошла всех твоих друзей. Наконец позвонила соседскому парню, Брэду. Вот тут и выяснилось, что он тебя уже один раз спас неделю назад. Ты попросила у него дозу героина, но он отказал. Он думал, ему удалось отговорить тебя от этой затеи, но спасти тебя было не так-то просто. Ты отправилась на другой конец города и там купила все необходимое. Именно Брэд подал идею поискать тебя в подвале, в тайном клубе, — он предположил, что ты можешь быть там. Странно, но никто из нас не подумал об этом раньше. Не знаю, известно ему это было наверняка или он просто догадался. И не хочу знать. Сколько таблеток он для тебя достал тем летом, пока ты травилась, а мы ничего не замечали, тоже не знаю и знать не хочу.
Он замолчал и отхлебнул пива, а потом продолжил:
— Ты лежала на диване без сознания, а на полу рядом с тобой валялся шприц. Холли вбежала к нам наверх и вызвала «скорую». Помню лицо твоей матери — она вся побелела. Не могла поверить в случившееся. Мы поехали с тобой в больницу, но сидели в комнате ожидания, пока врачи возвращали тебя к жизни. За все время твоя мать не проронила ни слова. Когда нас пустили к тебе, а ты лежала, почти такая же бледная, как раньше, и краски только-только начали возвращаться на твое лицо, пришли слезы. Твоя мать разрыдалась. Никогда не видел, чтобы она так убивалась.
Фелиция сидела и смотрела на отца. Он никогда раньше не рассказывал о том дне. Сама она почти ничего не помнила. В голове осталась какая-то каша. Возвращение для нее стало адом, родители отправили ее в реабилитационный центр в Западной Виргинии. Место ей понравилось. Поэтому она смогла пройти там курс восстановления. Потом приехал отец и забрал ее оттуда. Они переехали на Аляску, где отец получил должность начальника полицейского участка в маленьком городке. Родители уехали на Север ради нее. Это был символический акт. Один год во льдах. Один год на краю света. Новое начало. На Аляске она пошла работать в полицию, стала помогать отцу в участке. К ее большому удивлению, эта работа ей понравилась. Когда испытательный год подошел к концу, родители решили, что настало время отпустить ее на свободу, поскольку они не могли вечно оберегать ее от жизни, и вернулись в Ричмонд. Тогда она поступила в полицейскую академию.
Вообще-то Фелиция пришла не для того, чтобы слушать отца. Это она всегда создавала вокруг себя тайну. Родители никогда не спрашивали, почему за два месяца она превратилась из жизнерадостной выпускницы в самоубийцу с героиновым шприцем. Она могла себе вообразить, как они страдали от неизвестности. Но так или иначе, они позволили ей сохранить свою тайну. Видимо, надеялись, что в один прекрасный день она найдет в себе силы и сама обо всем расскажет.
— Мы никогда об этом раньше не говорили, — сказала Фелиция.
— Никогда. — Отец одним глотком допил остававшееся в бутылке пиво.
— Хорошо, что разговор все-таки начался.
— Да.
«В следующий раз наступит моя очередь рассказывать, — подумала она про себя. — В следующий раз».
— Мне пора возвращаться к работе. Сам знаешь, как бывает. — Фелиция поднялась.
Отец молча кивнул. Он очень хорошо знал, как бывает.
— Ты должна все время себя спрашивать, — вдруг заговорил он. Фелиция остановилась на полдороге. — …что он сделает с этой кожей, — закончил мысль отец.
Она кивнула и задумалась. Вышла из квартиры. Все-таки хорошо, что сделала крюк и заскочила домой.
Пока она спускалась по лестнице, ее мысли вновь обратились к Эду Гейну. «Он и правда существовал», — сказала она себе. Есть убийцы, которые снимают кожу со своих жертв. И все-таки она вынуждена признать, что расследует очень необычное дело, и необычным его делает странное ощущение ирреальности происходящего. Она не знала, стоит ли думать об Эде Гейне. Может, поискать вдохновения в кино: «Психо», «Техасская резня бензопилой» или «Молчание ягнят»?
Убийца, которого она преследует, в одном похож на Эда Гейна: надев костюм из кожи убитых им людей, танцует в нетронутой спальне своей покойной матери. Оба они словно пришли из другого мира.
«Ты должна все время себя спрашивать, что он сделает с этой кожей», — сказал ей отец. Но как на такой вопрос найти разумный ответ? Нормальные люди ничего не делают с кожей мертвецов. И все-таки ответ она знала. «Он на ней что-нибудь напишет», — подумала она, закрывая за собой входную дверь отцовского дома.
Вернувшись в участок, Фелиция Стоун заняла свое место в просторной рабочей комнате отдела убийств. Перед ней стоял ноутбук. Криминалисты уже обследовали компьютер Бонда и извлекли из него все файлы, даже те из удаленных, которые смогли восстановить. Электронный адрес Бонда, как оказалось, располагался на домене музея, но он пользовался им только для служебной переписки, то есть крайне редко. По большому счету он просто отвечал на те из поступающих запросов, которыми не мог пренебречь. Оставалась возможность, что руководитель музея использовал для личной переписки какой-нибудь сетевой почтовый сервис, например джи-мэйл. Но никто из тех, с кем он работал, не помнил, чтобы этот одинокий старый человек давал кому-нибудь свой электронный адрес, поэтому, если он и существовал, обнаружить его было почти невозможно.
Она перенесла все содержимое компьютера Бонда к себе в папку и вплотную занялась поиском файлов с изображениями. К своему большому разочарованию, она не нашла того, что искала. Ей попались фотографии экспонатов музея, несколько неудачных фотографий коллег Бонда с закрытыми глазами, сделанных на каких-то рабочих встречах, и еще что-то по мелочи. Заинтересовала ее только одна фотография, с изображением довольно пышной рыжеволосой дамы. Фелиция понятия не имела, кто бы это мог быть. Наверное, родственница — например дочь. Эта фотография разбудила ее любопытство, так как она оказалась единственной из всех, снятой не в Музее Эдгара Аллана По. Фоном служило знакомое Фелиции озеро — Уэстхэмптон на территории университета, около которого она недавно парковалась. Она принялась размышлять, кто мог сделать этот снимок, но так ни к чему и не пришла. Подавленная, она закрыла ноутбук и позвонила Лаубаху.
