Когда все звуки над ним стихли, мальчик пошевелил рукой, лежащей на лице и слабее всего прижатой землей. Он развернул ее ладонью вверх и начал копать. Земля подалась и тут же засыпала ему все лицо. Его внезапно охватила паника. С каждым вдохом в легкие попадало немного земли, а толща над ним все тяжелее налегала на грудь, понемногу выдавливая из него жизнь.
Но разгребать землю он не бросил. Напротив, паника заставляла его копать быстрее и яростнее. По счастью, земля оказалась рыхлой, а путь наверх — коротким. Сначала одна рука оказалась на поверхности, потом другая; теперь он мог расширить туннель и видеть над собой звездное небо. Вдохнув свежего воздуха, он непроизвольно закашлялся. Изо рта посыпалась земля и камушки, а легкие с каждым вдохом жадно впитывали свежий воздух. Прошло онемение и покалывание, которое он чувствовал во всех членах. Голова перестала кружиться. В первый раз с тех пор, как наступили сумерки, он почувствовал себя полностью проснувшимся.
Может быть, он и в самом деле проснулся только сейчас, а до этого ему снился кошмар? Может, это не земля на него давила, а тяжелые шерстяные покрывала мессера Алессандро? Он принялся ощупывать руками, что под ним. Да нет, земля. Все случилось наяву. Как гром с ясного неба грянула над ним беда. Он впал в немилость, и цирюльник в припадке ярости, как это с ним бывало, сразу, без всякого предупреждения, попытался его убить. Мальчик лежал и думал о том, что же такого он сделал сегодня с трупом, почему это вызвало у цирюльника припадок сумасшедшего гнева. Он ничего не понимал. Он же только до нее дотронулся, и все. Он только представил себе, что это мама и он может вернуть ее к жизни. Если бы цирюльник знал, как он по ней скучает, он бы так не разозлился. Или нет? Должно быть, это все желтая желчь, подумал мальчик. А что же еще?
Той осенью выпало мало дождя. Земля оставалась сухой и рыхлой. И это спасло его от жестокой смерти там, внизу. Он снова начал копать руками. Ему понадобилось много времени, чтобы откопать грудь и живот, но когда он закончил, освободить ноги оказалось сущим пустяком. Живой мертвец поднялся из могилы. Он вспомнил песенку, которую цирюльник насвистывал, когда они в последний раз были здесь, на кладбище. Пророчество, которого никто из них не понял, или цирюльник давно решил с ним расправиться?
Он немного постоял, вглядываясь в темноту могилы. Затем развернулся и направился к дороге. Выйдя на дорогу, он пошел прочь от Падуи, все дальше и дальше. Он брел всю ночь. На перекрестке он выбрал дорогу не в Венецию, а в сторону от моря. Только с рассветом он прилег на обочине, чтобы вздремнуть. Когда он проснулся, было далеко за полдень. Разбудил его человек в сером балахоне. Он и раньше видел на дорогах нищенствующих монахов и знал, что они за люди.
— Похоже, ты ушел очень далеко от дома, — сказал серый брат и посмотрел на него весело и участливо.
Часть III
Скальпель
…вся Вселенная есть центр, или центр Вселенной повсюду, а окружности нет ни в какой части, поскольку она отличается от центра.
Джордано Бруно, 1584 год
Глава двадцать третья
Тронхейм, сентябрь 2010 года
Когда раздался телефонный звонок, Одд Синсакер только что поднялся к себе в кабинет, вернувшись от Сири Хольм.
По дороге в кабинет он ни с кем не останавливался поболтать, только кивал и бросал «привет» там, где не получалось проскользнуть незаметно. Зато в голове у него шел длинный и путаный разговор. Он только что нарушил неписаное и не знающее исключений правило уголовного расследования: никогда не вступать в интимные отношения со свидетелем в деле об убийстве, каким бы невинным этот свидетель тебе ни казался. Проходя мимо деревянных домов Мёлленберга, он призывал на свою голову бессчетные проклятия. Но как ни велика была его досада, удивление оказалось сильнее. Все случилось так неожиданно. Непредвиденно. Это на него совсем не похоже. Поскольку Сири Хольм, конечно, угадала. Обычно в таких делах у него больше чем достаточно самоконтроля, чтобы не совершать убийственных для карьеры поступков. А в этот раз он просто махнул на все рукой и дал себя соблазнить. Он, Одд Синсакер, следователь-стоик и примерный семьянин с многолетним стажем, который до сего дня не ложился в постель ни с кем, кроме собственной жены и далекой подруги юности, вдруг позволил верховодить собственному члену. Как такое могло произойти? А хуже всего то, что ему это, кажется, понравилось. Она вела его так заботливо и нежно, словно они тысячу лет знакомы и ей известны его пристрастия лучше, чем его жене. В то же время все ее действия отличались странной безликостью. У него не возникло ни одной догадки, почему она вдруг решила его соблазнить и заняться бурным сексом на заваленном хламом диване. Не было никаких оснований считать, будто она воспылала к нему страстью или хотя бы что он нравится ей больше, чем первый встречный. Трахаясь, она словно оказывала ему услугу. Точно увидела: ему нужна сексуальная разрядка — и сочла своим долгом помочь. Такая вот бойскаутская помощь для взрослых. Смешно, честное слово. Какая освобождающая мысль. Ведь он, очевидно, состоит не в столь уж интимных отношениях со свидетельницей, как может показаться со стороны. Сири Хольм, бесспорно, дама интересная во многих отношениях, но он мог побиться об заклад, что, когда они встретятся в следующий раз, она будет вести себя как ни в чем не бывало. Скорее всего останется объективным свидетелем. И свидетелем очень важным, как подсказывала ему интуиция. На роль подозреваемой она абсолютно не подходит. Верно? Или он опять рассуждает не той частью тела?
Когда зазвонил телефон, он как раз вспоминал, как они попрощались. Уже уходя из квартиры, он спросил, к какому типу сыщиков, по ее мнению, относится он сам, к организованным или к неорганизованным.
— Такие сыщики есть только в книжках, — лежа на диване в одном черном поясе, засмеялась она. — А вы человек, герр Синсакер. Следовательно, можете быть кем хотите. Впрочем, я думаю, герой детектива из вас вряд ли получится. Вы слишком покладистый. Идете на компромиссы. Сомневаюсь, что вы часто конфликтуете с начальством, а если пьете, то не много.
— «Красный Ольборг» каждое утро, — отозвался Синсакер.
— Ах, собственная доза, это уже кое-что. А еще вы допускаете грубые ошибки — например залезаете в койку к свидетельнице. Ну-у, может, для вас еще не все потеряно.
Выйдя за дверь, он засмеялся. И смех этот, несмотря на все терзания и угрызения, был смехом ожившего героя.
— Старший следователь Одд Синсакер, — сказал он трубке и прислушался, не звучит ли в его голосе веселье.
— Меня зовут Фелиция Стоун, я звоню из Ричмонда, штат Виргиния, — произнесли на другом конце линии.
Выговор южанки, одновременно простоватый и изысканный. Голос слишком глубокий для женщины, и у него вдруг появилось обманчивое ощущение, словно он разговаривает с джазовой певицей. Но она сразу отрекомендовалась как следователь отдела убийств.
— Думаю, мы с вами расследуем одно и то же дело. — Она не стала ходить вокруг да около.
