— Сейчас он может быть где угодно. С Йоханнесовой книгой или без нее. Думаю, начинать надо в другом месте.
— И где же?
— У меня есть одна идея, но это только идея. Я думал взять вас с собой на Фосен и заглянуть к тамошним хозяевам.
Она устало кивнула. Синсакер предположил, что она понятия не имеет, о чем он говорит, но решил больше ей не докучать. Выглядела она смертельно усталой.
— Займемся этим завтра, — только и сказал он.
Фелиция посмотрела в окно.
— Скажите, а разве в этой пустыне не должно быть города?
Он не смог сдержать улыбки. Никогда не думал о Малвике как о пустыне. Хотя это, как и многое другое, всего лишь вопрос перспективы.
Жизнь — это цепочка случайностей, и одна из них состояла в том, что Фелиция Стоун забронировала номер в отеле «Принсен». После того как Синсакер помог ей занести багаж, они отправились посидеть в «Кегельбар» и выпить пива. О работе старались не говорить. Он немного рассказал ей о Тронхейме и его истории. Ее больше заинтересовал местный способ игры в кегли. К ее большому удивлению, правил Синсакер не знал. В час ночи он вернул машину в участок. В крови у него плескались недозволенные вещества. Оттуда Синсакер отправился домой спать и заснул, не успев донести голову до подушки.
Ваттену показалось, будто он что-то слышит. Он поднял голову и прислушался. В хвойном лесу вокруг домика шумел и звенел сентябрьский ветер. В ночи тщетно звала друга какая-то птица. И больше ни звука. Ваттен продолжал прислушиваться. Да, вот теперь снова. Звук приближающихся по тропинке шагов. Они слышатся все отчетливей. Руки и ноги у него были связаны жесткой веревкой, которая царапала кожу и натирала запястья. Он старался не шевелиться. Просто лежать и слушать приближающиеся шаги. Как он сюда попал? Он находился у себя дома, открыл дверь и тут же получил удар монтировкой. Считанные мгновения до удара вспоминались смутно. Восстановить в памяти лицо похитителя никак не удавалось.
Наконец дверь отворилась. В полумраке он увидел и узнал человека, пришедшего отнять у него жизнь. Он удивился? Он и сам не знал. Зато почувствовал, как бьет в цель ненависть, давно хранившаяся в душе, — нашлось лицо, на которое можно ее направить.
— Поднимаясь сюда, я думал об Эдгаре Аллане По. Тебе ведь нравится По, не так ли? Разве ты не посещал его музей в Виргинии этим летом?
«Откуда ублюдок об этом знает? — подумал Ваттен. — Я же никому не говорил».
— Я тоже туда заходил. В саду необыкновенная, колдовская атмосфера, не находишь? Я один из немногих, кому довелось насладиться видом этого сада на закате. Только подумай: им удалось обессмертить По. А ведь мало кто был так необратимо мертв, как По в своей безымянной могиле.
Похититель умолк и посмотрел на Ваттена, который по-прежнему лежал не шевелясь.
— Почему ты молчишь? Я думал, тема тебя заинтересует. По, как ты знаешь, был почти одержим смертью и возвращением мертвого к жизни. Может, вообще вся литература только тому и служит, чтобы воскрешать умершее и наполнять жизнью утраченные миры?
Оратор склонил голову набок. Только теперь Ваттен заметил что-то у него в руке. Свиток серо-белой кожи. Нет, сверток. Этот жуткий человек подошел к столу, стоящему в центре комнаты, положил на него свою ношу и развернул. Ваттен поднял голову. В кожу оказались завернуты инструменты: ножи всевозможных форм и размеров, скальпели, пилы, сверла разного диаметра. Ваттену вспомнилась картинка, которую он когда-то видел в книге. Старинная гравюра XVI века. На ней были представлены все инструменты, которые могут понадобиться хорошему анатому для правильного проведения вскрытия. Именно они и прятались в свертке.
С другой стороны стола на него изучающе смотрели два неприятно спокойных глаза.
— Здесь много отличных инструментов. Таких больше не делают.
Ваттен подавил рвущийся крик.
— Но самое любопытное — обертка.
В скупом сумеречном свете Ваттен смог рассмотреть внутреннюю сторону кожи, в которую были завернуты ножи: ее хорошо выскребли и выровняли, и на ней можно было писать, как на пергаменте. На ней и оказалось что-то написано. Сначала шли крупные изящные буквы, но постепенно линии слабели и истончались до полной невидимости, а под конец слова почти не читались. Текст был старинный.
— Знаешь, что это такое?
Ваттен промолчал — он все равно получит ответ.
— Это кульминация Йоханнесовой книги. Ученые давно установили: нескольких страниц не хватает. У меня есть сведения, что пропавшие страницы недавно обнаружили в Виргинии. Они разоблачают самого отца Йоханнеса — убийцу, хладнокровно забиравшего жизни у своих невинных прихожан, препарировавшего их и снимавшего с них кожу, прежде чем похоронить. Я же знал об этом давно. Никому об этом не известно, но существует еще один, самый последний лист. Он никогда не входил в книгу, однако его точно написал Йоханнес. В этой коже он хранил свои ножи. У него имелся по-настоящему хороший набор. На листе, который у меня с собой, он заходит дальше всего. Он описывает вивисекцию. Скажи мне, Ваттен, ты знаешь, что такое вивисекция?
Ваттен знал. Вивисекция предполагает вскрытие живого существа. В эпоху Ренессанса вивисекции иногда подвергали животных. Еще он где-то читал об одном древнем враче, который провел вивисекцию на осужденном преступнике, но никогда не верил, что эта история правдива. Теперь он понял, какая участь ему уготована.
Самому себе он мог признаться в страхе перед болью. А еще, если быть честным, то с тех пор, как исчезла Хедда, он только и ждал смерти. И как бы безумно это ни звучало, он подумал, что его ждет не самая плохая смерть. Она будет во всем противоположна кошмару о преждевременных похоронах. Его вскроют. Впустят внутрь свет, чтобы всем было видно.
— Любой из нас — книга крови, — смиренно произнес Ваттен неизвестно откуда взявшиеся слова, — где ни откроешь, везде чернила красны.
— А ты мне нравишься все больше и больше. Тем интереснее будет процедура.
Звук затачиваемого ножа заполнил комнату.
— Пробуждать мертвых к жизни, — сказала Фелиция Стоун. — На самом деле мы ведь желаем именно этого, не так ли? Поэтому мы и ведем расследования. Чтобы рассказать историю, которая придаст смысл бессмысленной человеческой смерти.
— Можно сказать и так, — согласился Синсакер.
— Не волнуйтесь, — она засмеялась, — я философствую только по утрам, пока не выпью кофе. Надеюсь, его скоро принесут. — Она окинула взглядом зал «Эгона».
Он ожидал, что она, как все американцы, закажет плотный завтрак: яйца, бекон и фасоль, но она ограничилась кофе с тостом.
— Пока вы предавались философии, я кое-что проверил. Со времени нашего последнего разговора Сильвия Фрейд не объявилась ни дома, ни на работе. Сири Хольм — тоже. То есть у нас три пропавших человека, а если считать Невинса — то все четыре, и ни одной хорошей зацепки. Здесь, в городе, к расследованию подключили уйму полицейских. Поэтому я решил начать копать немного поодаль от Тронхейма. Поговорим с хозяевами на Фосене.
