– А замужем ты была?
Джин ненадолго опустила взгляд.
– Да. В Канаде. Мой муж… умер.
– Извини.
– Не за что тут извиняться. Эрик умер от виски – допился до белой горячки, – но его родные так и не смогли в это поверить. Должно быть, поэтому я и вернулась в Шотландию
– Потому что он умер?
Она покачала головой.
– Остаться означало поддержать миф об Эрике, который создали его родители.
Ребус кивнул. Ему показалось – он понимает, что она имеет в виду.
– Ты говорил – у тебя есть дочь? – внезапно спросила она, и Ребус догадался, что Джин хочет сменить тему.
– Да, есть, ее зовут Саманта. Сейчас ей… двадцать с небольшим.
Джин рассмеялась.
– Ты не знаешь точно, сколько лет твоей дочери?
Ребус выдавил из себя улыбку.
– Дело не в этом. Я хотел сказать, что она инвалид, но тебе, наверное, это не интересно.
– О-о!… – Джин некоторое время молчала, потом посмотрела на него. – Но для тебя это важно, – сказала она. – Иначе ты не заговорил бы об этом сейчас.
– Пожалуй. Впрочем, дело понемногу идет на лад. Насколько я знаю, Сэмми уже ходит со специальными «ходунками», – эта такая прямоугольная рама на четырех ножках, – так что надежда есть.
– Это же замечательно! – воскликнула Джин.
Ребус кивнул. Ему не особенно хотелось рассказывать всю историю. Джин, очевидно, это поняла, так как вопросов больше не задавала.
– Как суп, нравится?
– Очень неплохой суп.
Минуту или две они молчали, потом Джин спросила о его работе. Это были обычные вопросы, которые задают малознакомому человеку. Обычно Ребус чувствовал себя неловко, когда ему приходилось рассказывать о службе в полиции. Ему казалось, что на самом деле большинству это не интересно, а если и интересно, то только в усеченном виде: без самоубийств и вскрытий, без вспышек ревности и депрессий, приводящих человека за решетку, без пьяных побоищ субботними вечерами, без киллеров и наркоманов. Ребус всегда боялся, как бы голос не выдал его увлеченности профессией. Правда, методы и результаты полицейской работы часто казались ему сомнительными, но сам процесс расследования его буквально завораживал. Ребус чувствовал, что такой человек, как Джин Берчилл, сможет заглянуть ему в душу достаточно глубоко и увидеть то, что он предпочел бы скрыть. Например, она могла догадаться, что его любовь к работе объясняется по большей части самой обыкновенной трусостью. Почему, спрашивается, ему так нравится сосредотачиваться на мельчайших подробностях чужих жизней, на чужих проблемах? Уж не потому ли, что таким образом он мог уйти от необходимости взглянуть в лицо собственным недостаткам и слабостям?
– Ну, закуришь ты наконец эту штуку?… – весело осведомилась Джин. Ребус опустил взгляд и обнаружил в руке сигарету, которую он, по-видимому, уже давно вертел в пальцах. Рассмеявшись, он спрятал сигарету обратно в пачку.
– Вообще-то я действительно не возражаю, – сказала ему Джин.
– Я сам не заметил, как ее достал, – объяснил Ребус и добавил, чтобы скрыть смущение: – Ты собиралась рассказать о других куклах.
– После того как поедим, – твердо сказала Джин.
Но после десерта она попросила счет, который они оплатили вместе. Через несколько минут Ребус и Джин уже выходили на улицу, начавшую понемногу согреваться под лучами полуденного солнца.
– Давай немного пройдемся, – предложила она и взяла его под руку.
– Куда пойдем? – спросил Ребус.
– Может, в Медоуз? – предложила Джин.
Ребус не возражал.
Солнечная погода выманила на улицу многих эдинбуржцев, и на окруженном деревьями игровом и прогулочном пространстве было многолюдно. Взвивались в воздух разноцветные «летающие тарелки», по тропинкам сновали велосипедисты и любители бега трусцой. Несколько подростков лежали на траве, сняв майки; рядом валялись жестянки с сидром. Пока Ребус оглядывался по сторонам, Джин рассказывала ему историю этого места.
– Насколько мне известно, здесь когда-то был ПРУД, – сказала она. – В Брантсфилде точно были каменоломни. А Марчмонтом назвалась ферма…
– Превратившаяся теперь в зоопарк, – вставил Ребус.
Джин бросила на него быстрый взгляд.
– Тебе нравится упражняться в цинизме? – спросила она.
– Что поделать, приходится, иначе он заржавеет, – отшутился Ребус.
Выйдя на Джобоун-уок, они решили перейти на другую сторону и пойти по Марчмонт-роуд.
– Так где именно ты живешь? – спросила она.
– На Арден-стрит, рядом с Уоррендер-парк-роуд.
– Значит, недалеко?…
Ребус улыбнулся и попытался поймать ее взгляд.
– Хочешь, чтобы я тебя пригласил?
– Честно говоря, не откажусь.
– Предупреждаю сразу – у меня дома настоящая свалка.
– Я была бы разочарована, если бы оказалось иначе. Да и круговороту воды в природе свалка не помеха.
Ребус еще пытался привести гостиную хотя бы в относительный порядок, когда в туалете зашумела вода. Несмотря на все его усилия, комната по-прежнему выглядела как мусорный контейнер после прямого попадания пятисотфунтовой авиабомбы. Прибираться здесь значило напрасно тратить время и силы, поэтому он решил больше не напрягаться и отправился в кухню, чтобы положить в чашки растворимый кофе. У молока, которое он обнаружил в холодильнике, срок годности истек еще в четверг, но Ребус был уверен, что пить его можно.
Когда он выпрямился, то увидел, что Джин стоит на пороге и смотрит на него.
– Слава богу, у меня есть уважительная причина для всего этого безобразия, – сказал Ребус.
– Несколько лет назад я тоже меняла проводку, – с сочувствием сказала Джин. – Я собиралась продавать квартиру, вот и решила… – Ребус резко вскинул голову, и она поняла, что попала в больное место.
– Я тоже подумываю о переезде, – признался он.
– У тебя есть какая-то особенная причина?
Призраки, хотелось сказать ему, но он только пожал плечами.
– Жизнь с чистого листа? – попробовала угадать Джин.
– Что-то вроде того… Тебе с сахаром? – Он протянул ей чашку.
Несколько мгновений Джин рассматривала светло-коричневую поверхность напитка.
– Обычно я пью кофе без молока… – произнесла она извиняющимся тоном.
– Господи, прости, пожалуйста! – Ребус попытался забрать у нее чашку, но она не отдала.
– Ничего, сойдет и так! – Она рассмеялась. – Какой же ты после этого детектив, Джон?! Ты же видел, как в ресторане я выпила две чашки кофе, и обе без молока!
