– Дела так себе, – сказал он наконец, и бармен согласно кивнул, словно ожидал именно такого ответа.
Вскоре после этого Ребус покинул бар и через пару минут неспешной ходьбы оказался на Николсон-стрит перед парадной дверью Хирургического общества, которая, как и предсказывал профессор Девлин, была распахнута настежь. В нее широким потоком вливались приехавшие на банкет гости. Никакого официального приглашения у Ребуса, естественно, не было, однако ссылки на профессора Девлина и служебного удостоверения оказалось достаточно – его пропустили. В просторном мраморном вестибюле толпились люди в смокингах с бокалами в руках, но Ребус не стал задерживаться и поспешил наверх. В банкетном зале был накрыт для торжественного ужина длинный стол; вокруг суетились официанты, занятые последними приготовлениями. Прямо у входа стоял сервировочный столик, на котором теснились бутылки, бокалы и стаканы.
– Что вам угодно, сэр?
Ребус подумал о виски. Но он знал, что после трех-четырех стаканов уже не захочет останавливаться, а если все же остановится, то к десяти часам, когда он собирался встретиться с Джин, его будет мучить зверская головная боль.
– Апельсиновый сок, пожалуйста, – сказал он.
– Пресвятая Дева Мария! Что я слышу?! Теперь я, пожалуй, могу умереть спокойно!
Ребус повернулся на голос и улыбнулся.
– Это еще почему, святой отец? – спросил он.
– Потому что теперь я видел все, что стоит увидеть на нашей славной Земле! Налейте этому человеку виски, да не жадничайте, – обратился Конор Лири к бармену, который начал было наливать апельсиновый сок в бокал и теперь остановился, вопросительно глядя на Ребуса.
– Сок, пожалуйста, – повторил Ребус.
– Ага, от тебя пахнет виски! – воскликнул Конор Лири. – Теперь я знаю, что ты не отступник – просто по какой-то причине тебе нужно остаться трезвым… – Он задумчиво наморщил лоб. – Это, случайно, не имеет никакого отношения к прекрасному полу?
– Напрасно вы пошли в священники, святой отец.
Лири расхохотался.
– Хочешь сказать, что из меня вышел бы неплохой детектив? Что ж, возможно, ты прав. – Он посмотрел на бармена. – Тебе требуются особые указания, сын мой?
Указаний не требовалось. Бармен щедрой рукой наполнил стакан. Одобрительно кивнув, Лири взял стакан и поднес к губам.
– Ну, slainte!
[14]
– Slainte!…
Ребус отпил сок.
Конор Лири выглядел, на его взгляд, весьма неплохо. Когда Ребус в последний раз разговаривал с ним, священник был так сильно болен, что лекарства в его холодильнике занимали едва ли не больше места, чем упаковки «Гиннесса».
– Давненько мы не виделись, – заметил Лири.
– Дела, святой отец… Вы же знаете, как бывает.
– Я знаю только одно: вам, молодым и крепким мужчинам, вечно не хватает времени, чтобы навестить немощных и старых. Только и думаете что об утехах плоти.
– Честно говоря, моей плоти давненько не перепадали утехи, достойные упоминания.
– А ее у тебя много. – И Лири хлопнул Ребуса по животу.
– Возможно, все дело действительно в этом, – признался Ребус. – Что касается вас, то…
– А-а, ты думал, я исчахну и умру? О нет, сын мой, я избрал для себя иной жребий. Хорошая еда, хорошая выпивка, и плевать на последствия.
Ребус поглядел на Лири. Из выреза его серого джемпера выглядывал белый воротничок священника; синие брюки были тщательно отутюжены, ботинки начищены. Он, правда, немного похудел, но его щеки и живот по-прежнему колыхались при каждом движении; седые волосы походили на серебряную скань, провалившиеся глаза поблескивали из-под прямой «римской» челки. Стакан с виски он держал привычной рукой, как рабочий держит бутылку.
– Боюсь, мы оба одеты неподобающим образом, – заметил Лири, разглядывая мужчин в смокингах и «бабочках».
– Вы по крайней мере в обмундировании, – пошутил Ребус.
– Чисто условно, сын мой, – сказал Лири. – Я больше не служу. – Он неожиданно подмигнул. – Это случается – любой священник может, так сказать, уйти в запас… Иной раз я по старой памяти надеваю свой воротничок, но тогда мне повсюду начинают мерещиться папские эмиссары с кинжалами, готовые срезать его у меня с шеи.
Ребус улыбнулся.
– Вы вроде как пенсионер Иностранного легиона?
– Точно. Или как закончивший карьеру борец сумо с отрезанной косичкой.
Ребус и Лири еще смеялись, когда к ним приблизился Дональд Девлин.
– Я рад, что вы изыскали возможность принять участие в нашем сегодняшнем сборище, – сказал он Ребусу и повернулся, чтобы обменяться рукопожатием с Лири. – И, сдается мне, святой отец, что именно вы стали той наживкой, на которую клюнул инспектор, – добавил Девлин, вкратце рассказав, как получилось, что он пригласил Ребуса. – Кстати, – добавил он, снова поворачиваясь к последнему, – предложение остается в силе: вы можете остаться на банкет и послушать выступление святого отца.
Ребус покачал головой, а Лири сказал:
– Насколько мне известно, такой закоренелый язычник, как Джон, меньше всего нуждается в моих наставлениях.
– Это, пожалуй, верно, – согласился Ребус. – Кроме того, мне кажется, я уже все их слышал.
Говоря это, он посмотрел Лири в глаза; священник ответил таким же прямым взглядом. В эти краткие мгновения оба вспомнили долгие посиделки на кухне у Лири, разговоры и споры далеко за полночь, становившиеся тем жарче, чем чаще они заглядывали в холодильник или в стенной бар. Они беседовали обо всем – о Кальвине и преступности, о вере и безверии. Часто бывало так, что Ребус из чистого упрямства выступал в роли «адвоката дьявола», даже когда бывал полностью согласен с Лири, что доставляло старому священнику массу удовольствия. Да, когда-то они разговаривали регулярно и подолгу… пока Ребус не начал уклоняться от встреч под разными надуманными предлогами. Почему?… Даже сейчас Ребус не смог бы дать на этот вопрос вразумительного и однозначного ответа. Возможно, дело было в том, что Лири стал все чаще сводить разговор к очевидному, а тратить время на очевидное Ребусу было жалко. Играя в эту игру, священник не сомневался, что сумеет обратить «язычника». «У тебя так много вопросов, – говорил он, бывало, Ребусу. – Почему ты не хочешь, чтобы кто-то тебе на них ответил?» – «Потому, – отвечал Ребус, – что я, наверное, предпочитаю вопросы ответам». В этих случаях священник в отчаянии воздевал руки, а затем совершал очередной поход к холодильнику.
Девлин тем временем принялся расспрашивать Лири о теме его лекции, и Ребус заметил, что профессор успел «заложить за галстук». Его лицо было заметно розовее, чем в их последнюю встречу несколько часов назад; кроме того, он стоял засунув руки в карманы брюк и слегка покачивался, а его довольная улыбка казалась несколько отстраненной. Ребус, наоборот, стремительно трезвел. Бармен как раз наливал ему еще порцию апельсинового сока, когда появились Гейтс и Керт. Оба патологоанатома были одеты практически одинаково и поэтому больше обычного напоминали комическую пару «Толстый и Тонкий».
