– Чаще всего – да. Вы… – Голос ее дрогнул. – Вы что-то нашли?
– Да, но совсем не то, о чем вы подумали.
– Вы выкопали… останки?
– Совсем нет.
– Тогда что же? – истерически выкрикнула она.
– К сожалению, мисс Колхаун, я не могу…
Она положила трубку. Несколько мгновений Ребус смотрел на аппарат, потом сделал то же самое и отправился в туалет. Там он несколько раз плеснул себе в лицо холодной водой. Под глазами у него были темные мешки, веки припухли. Вчера вечером, после посещения Хирургического общества, он опять отправился в Портобелло и припарковался перед домом Джин, но свет в ее окнах уже не горел. Отворив дверцу машины, Ребус задумался. Что он ей скажет? И что ему от нее нужно?… Ребус как можно тише закрыл дверцу и некоторое время сидел в машине, выключив двигатель и фары и слушая композицию Джимми Хендрикса «Поздний огонек в окне».
Когда утром Ребус приехал в участок, у стола его ждал один из гражданских служащих полиции с картонной коробкой для документов в руках. Открыв крышку, Ребус заглянул внутрь. Коробка оказалась наполовину пустой. Вытащив лежавшую сверху папку, он прочел отпечатанную на машинке наклейку: «Пола Дженнифер Джиринг (урожденная Матьесон. Род. – 10 апреля 1950 г. Ум. – 6 июля 1977 г.)». Это было досье утопленницы из Нэрна. Ребус сел, придвинул стул поближе к столу и начал читать. Минут через двадцать, когда он делал в большом линованном блокноте вторую запись, появилась Эллен Уайли.
– Прошу прощения за опоздание, – сказала она, снимая куртку.
– Видно, наши понятия о том, когда на самом деле начинается рабочий день, расходятся, – ответил Ребус.
Эллен вспомнила свои вчерашние слова и покраснела, но, поглядев на Ребуса, увидела на его лице улыбку.
– Что это у тебя? – спросила она.
– Наши друзья на севере сработали оперативно, – сказал он.
– Это по Джиринг?
Ребус кивнул.
– Ей было двадцать семь. Замуж вышла в двадцать три, муж работал на нефтедобывающей платформе в Северном море. Очаровательный домик в пригороде, детей нет. Подрабатывала в газетном киоске, скорее всего, просто от скуки, а не ради заработка. Наверное, ей нравилось общаться с людьми…
Эллен Уайли остановилась напротив его стола.
– Версия о насилии исключена?
Ребус постучал пальцем по своим записям.
– Никто так и не смог удовлетворительно объяснить происшедшее. Депрессией она не страдала. К сожалению, следствию так и не удалось установить, в каком месте побережья она вошла в воду.
– Отчет судмедэкспертизы?
– Вот он, подшит к делу. Будь добра, позвони профессору Девлину и спроси, когда он сможет уделить нам пару часов своего драгоценного времени.
– Профессору Девлину?
– Именно с ним я случайно столкнулся, когда вчера днем вышел на перерыв. Профессор был так любезен, что согласился просмотреть наши отчеты о вскрытиях… – О подлинных обстоятельствах, при которых Дональд Девлин вызвался им помочь, – равно как и том, что Гейтс и Керт ему отказали, – Ребус распространяться не стал. – Его телефон должен быть в деле, – добавил Ребус. – Он живет в одном доме с Филиппой Бальфур.
– Я знаю. Ты уже видел утренние газеты?
– Нет.
Эллен достала из сумочки свежий номер «Пост» и раскрыла на второй странице. Там был опубликован фоторобот человека, которого Дональд Девлин видел перед домом незадолго до исчезновения Филиппы.
– Да, это может быть кто угодно… – Ребус вздохнул.
Эллен кивнула. У мужчины на рисунке были короткие темные волосы, прямой нос, прищуренные глаза и тонкие губы.
– Похоже, мы в тупике, – заметила она.
Ребус кивнул. Передать прессе фоторобот столь общего плана и в самом деле можно было только от отчаяния.
– Давай звони Девлину, – сказал он.
– Слушаюсь, сэр!
Забрав у Ребуса газету, Эллен уселась за свободный стол и слегка тряхнула головой, словно приводя в порядок мысли. Затем она взялась за телефон, готовясь сделать первый за сегодняшний день звонок. Ребус вернулся к чтению своих бумаг, но занимался этим только до тех пор, пока ему не бросилась в глаза фамилия офицера полиции, расследовавшего нэрнское дело.
Это был инспектор Уотсон.
Фермер Уотсон.
– Извините за беспокойство, сэр, но мне…
Широко улыбаясь, Фермер Уотсон хлопнул Ребуса по спине.
– Ты больше не должен говорить мне «сэр», Джон. – Уотсон жестом пригласил Ребуса войти. Дом Уотсона стоял на южном берегу обводного канала и – в полном соответствии с прозвищем своего обладателя – походил на перестроенную ферму. Стены блистали свежей бледно-салатовой краской, мебель пятидесятых и шестидесятых годов держалась молодцом. Стена кухни была разобрана, так что от гостиной ее отделяли теперь только стол-стойка и обеденный стол. Он сверкал. Рабочие поверхности в кухне тоже были тщательно вытерты; на плите не виднелось ни единого пятнышка, а в мойке не громоздилась оставшаяся от завтрака посуда.
– Как насчет кофе? – спросил Уотсон.
– Я бы выпил чашечку чаю, если вас не затруднит.
Уотсон ухмыльнулся.
– Признайся, Джон, кофе моего приготовления тебя всегда немного пугал, не так ли?
– Ну, под конец у вас стало почти получаться.
– Садись пока, я быстро…
Но Ребус не стал садиться. Вместо этого он с интересом огляделся по сторонам. У стены стояли две горки с фарфором и безделушками, на стене висели семейные фотографии в рамках. Среди них Ребус узнал несколько снимков, которые до недавнего времени украшали кабинет Фермера в Сент-Леонарде. Палас был недавно вычищен, на зеркале и телевизоре не наблюдалось никаких следов пыли. Высокие французские окна глядели в небольшой сад, упиравшийся в крутой травянистый склон.
– Горничная приходила?… – спросил он.
Фермер Уотсон снова ухмыльнулся и поставил
чайный поднос на стойку.
– Мне нравится самому хлопотать по хозяйству, – сказал он. – С тех пор как умерла Арлин, я все делаю сам.
Ребус повернулся и снова посмотрел на фотографии на стене. Уотсон и его жена на чьей-то свадьбе, на каком-то тропическом берегу в окружении пальм, с внуками… Почти на всех снимках Фермер улыбался во весь рот. Его жена производила впечатление натуры более сдержанной. Она была на голову ниже своего мужа и весила по крайней мере вдвое меньше. Умерла она несколько лет назад.
– Верно, Джон, – сказал Уотсон, перехватив его взгляд. – Я делаю это и в память о ней тоже.
Ребус кивнул: неприятие потери. Должно быть, подумал он, платья Арлин все еще висят в шкафу, а украшения – лежат в шкатулке под зеркалом в спальне.
