— А имя она назвала? — спросил Ребус.
— Нина Хазлитт.
— Нина Хазлитт? — повторил Ребус для Питера Блисса.
Блисс на несколько секунд задумался, потом отрицательно покачал головой.
— И чем мы ей можем помочь? — пытал проходную Ребус.
— А если вы сами спросите? Это будет намного проще.
Ребус чуть-чуть подумал. Блисс сидел за столом, срывая обертку с сэндвича с креветками — он всегда приносил из столовой одно и то же. Вскоре появится Коуэн, и пальцы у него будут пахнуть чипсами с беконом. Пожалуй, лучше спуститься вниз.
— Буду через пять минут, — сказал он и повесил трубку.
Затем он спросил у Блисса, занимался ли когда-нибудь их отдел пропавшими людьми.
— По-твоему, нам нечем заняться? — Блисс толкнул ногой одну из шести заплесневелых коробок со старыми делами.
— Может быть, Маграт занимался пропавшими, пока не попал сюда.
— Насколько я помню, он был обычным инспектором криминальной полиции.
— Ты его знал?
— И сейчас знаю. Он время от времени звонит мне домой — интересуется, не закрыли ли еще нашу контору. Он меня сюда и принял — практически последнее, что он сделал перед уходом. После него отдел возглавил Эдди Трантер, а потом наступил черед Коуэна.
— Так, значит, не зря мне икалось? — вмешался Коуэн, входя в кабинет и на ходу размешивая капучино белой пластмассовой ложечкой.
Ребус знал, что Коуэн будет ее облизывать, пока не слижет начисто пенку, и только потом выбросит в мусорную корзину. Затем он начнет прихлебывать кофе, одновременно проверяя, не пришли ли ему мейлы на ящик. А комната будет наполняться запахами копченого бекона и креветок под уксусом.
— Перекур, — сказал Ребус, натягивая пиджак.
— Не задерживайся, напоминаю, — предупредил его Коуэн.
— Уже начинаешь скучать? — Ребус послал ему воздушный поцелуй и направился к двери.
Приемная была тесная, и найти женщину не составило труда — она сидела одна в единственном ряду стульев. Когда Ребус приблизился, она вскочила на ноги. Сумочка с ее колен упала на пол, она нагнулась и принялась собирать ее содержимое. Клочки бумаги, несколько авторучек, зажигалка, солнцезащитные очки и мобильник. Ребус решил не помогать ей, и женщина, закончив укладывать вещи, поднялась на ноги, поправила одежду и волосы, подобралась.
— Меня зовут Нина Хазлитт, — сказала она, протягивая руку.
— Джон Ребус, — ответил он.
Рукопожатие у нее было твердым, несколько золотых побрякушек звякнули на запястье; волосы ежиком — во всяком случае, так называл это Ребус: крашеные, светлые с красным. Лет пятидесяти, с веселыми лучиками морщин в углах голубых глаз.
— Инспектор Маграт вышел на пенсию?
Ребус кивнул, и она протянула ему визитку — затертую от времени, уголки загнуты.
— Я пыталась дозвониться…
— Ну, эти номера давно не действительны. Что привело вас сюда, миссис Хазлитт? — Он вернул ей визитку и сунул руки в карманы.
— Я говорила с инспектором Магратом в две тысячи четвертом году. Он не пожалел на меня своего времени, — затараторила она. — Помочь он не смог, но сделал все возможное. Не все отнеслись ко мне так, как он, да и теперь все остается по-прежнему. И вот я подумала: почему бы снова не обратиться к нему. — Она помолчала. — Он и в самом деле вышел на пенсию?
Ребус кивнул:
— Шесть лет назад.
— Шесть лет… — Она смотрела куда-то мимо него, словно недоумевая, куда утекло это время.
— Мне передали, что вы здесь по делу о пропавшем человеке, — подсказал Ребус.
Она моргнула, возвращаясь к реальности:
— Моя дочь Салли.
— И когда она пропала?
— В канун тысяча девятьсот девяносто девятого.
— И с тех пор никаких известий?
Женщина покачала опущенной головой.
— Примите мои соболезнования, — сказал Ребус.
— Но я не сдаюсь. — Хазлитт глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза. — Не могу, пока не узнаю правду.
— Я вас понимаю.
Выражение ее глаз немного смягчилось.
— Я столько раз слышала точно такие слова…
— Не сомневаюсь. — Он повернулся к окну. — Слушайте, я собирался выйти покурить — может, составите мне компанию?
— Откуда вы знаете, что я курю?
— Я видел, что́ у вас в сумочке, миссис Хазлитт, — ответил он, увлекая ее к двери.
Они прошли по подъездной дорожке до магистрали. Она отказалась от предложенных им «Силк кат», предпочтя собственные сигареты с ментолом. Когда его дешевая зажигалка не сработала, она выудила из сумочки свою «Зиппо».
— Я мало видел женщин с такими зажигалками, — заметил он.
— Она принадлежала моему мужу.
— Принадлежала?
— После исчезновения Салли он только год и продержался. Доктора решили, что тромб. Не напишешь же в свидетельстве о смерти «разбитое сердце».
— Салли — ваш единственный ребенок?
Хазлитт кивнула:
— Ей тогда только исполнилось восемнадцать. Через полгода должна была закончить школу. Потом собиралась в университет — хотела изучать английский. Том был преподавателем английского…
— Том — это ваш муж?
Она кивнула:
— В доме полно книг — неудивительно, что и она этим заболела. Когда она была маленькой, Том ей всегда читал на ночь какую-нибудь историю. Однажды я вошла к ним, думая, что это какая-нибудь сказка с картинками, а он ей читал «Большие надежды». — При этом воспоминании лицо ее исказилось болезненной улыбкой. От ее сигареты оставалась добрая половина, но она бросила ее на дорогу. — Салли с друзьями сняли что-то вроде шале недалеко от Эвимора.
[10]
Мы сделали ей подарок на Рождество — дали деньги на ее долю.
— Миллениум, — проговорил Ребус. — Думаю, это было недешево.
— Да, недешево. Но предполагалось, что поедут четверо, а в компанию втиснулись еще двое. Так что вышло дешевле.
— Она была лыжницей?
Хазлитт отрицательно покачала головой:
— Я знаю, Эвимор этим и знаменит, и по меньшей мере две девушки катались на лыжах, но Салли хотела просто развлечься. Они поехали в город — у них были приглашения на две вечеринки. Они все думали, что она на другой. Никто ни с кем не ссорился, ничего такого.
— Она там выпивала?
— Наверно. — Хазлитт застегнула куртку: на улице было холодно. — Я ждала от нее звонка в полночь, хотя и знала, что у нее даже в хорошую погоду барахлит телефон. Утром друзья решили, что она с кем-то познакомилась и теперь где-то отсыпается. — Она резко остановилась и посмотрела ему в глаза. — Хотя это на нее не похоже.
