Итак, бревна приняты и заклеймены, челены связаны в плоты, команда адуев набрана. Начинается собственно сплав. Длинный тяжелый плот движется по быстрой и очень извилистой реке, словно поезд летит по рельсам. Каждый поворот — страшное испытание для людей: нужно успеть повернуть малоподвижную махину прежде, чем ее вынесет на берег. Еще хуже перекаты. Уровень воды на них меняется несколько раз в сутки. Перекат обозначен бакенами, на которых цифрами выставлена глубина. Однако верить этим меткам нельзя. Бакенщики — самый дрянной и безответственный народ на реке; не зря их называют «лень перекатная». Своим главным занятием эти пьяницы считают не промер глубин в интересах судоходства, а ловлю стерляди. Последнее бакенщики производят действительно мастерски. Продав же добычу, покупают на вырученные деньги водку, напиваются и засыпают в теньке. А тяжелый плот, если вылетит с разбегу на мель, застревает на ней так, что не сдвинешь. Тогда бурлаки, матерясь, раздеваются и лезут в воду. Разбирают сойму на челены, челены — на звенья, перетаскивают через мель и у берега заново связывают. Но самая большая опасность — это острова, перегораживающие русло. Если плот не сумел прошмыгнуть в узкий рукав, он налетает с разбега на остров и разбивается. Челены от удара рассыпаются, и деревья по одиночке уплывают вниз по реке. Кто-то их там, конечно, подберет, но для съемщика это большой убыток. А для лоцмана на плоту конец всей карьере — больше никто и никогда не доверит ему вести сойму в Козьмодемьянск. Самое опасное из таких мест — остров Прудовский выше села Благовещенского, прямо напротив усадьбы господина Поливанова. Сколько плотов там разбилось — страсть; и народу немало погибло. На Ветлуге это запросто. Стоит, к примеру, на головном челене бурлак и толкается от дна длинным шестом, помогает править рулевому. Вдруг попадается яма. Шест проваливается вглубь на всю длину, бурлак по инерции летит вниз головой в воду… Когда длинный плот пройдет над несчастным, то даже шапку его уже не отыщешь. Каждую весну река забирает несколько жизней, но промысел продолжается. «На воду суда нет», — говорят об этом сами бурлаки.
Есть и другие, не столь опасные способы лесного сплава. Так, в верховьях Ветлуги из бревен собирают беляны. Это такие несмоленые плоскодонные барки, сложенные без единого гвоздя и проконопаченные лыком. Беляна — груз, который везет сам себя. В отличие от сойм, барки доводятся своим ходом до Саратова и даже Астрахани, где разбираются. В трюме и на палубе перевозится самое ценное — тес, доски, брус и даже собранные избы. Плывет такая дура по реке — будто деревня путешествует! Самая маленькая беляна тащит товара на 15 000 рублей. А порой собирают чудище пятидесяти саженей в длину и двенадцати — в ширину. Грузоподъемность такой барки составляет до 800 000 пудов, со стоимостью товара свыше 50 000 рублей. Крушение подобного гиганта — а это редко, но случается — означает разорение съемщика.
Беляны, как и соймы, сплавляются силой течения, но и от людей требуются большие труды. По руслу реки тяжелые барки сами маневрировать не могут; это делает команда с помощью особых лотов. Большие чугунные болванки весом до 300 пудов имеют на боках крупные выпуклые шишки. Специальным воротом болванки спускаются в воду на крепких канатах и начинают волочиться по дну, цепляясь шишками за его неровности. Этим бег плота или барки сдерживается и направляется. Особо необходимо применение лотов в узких проходах или на повороте. Спуск и подъем лота очень опасны. Если канат оборвется под тяжестью, лопнувший его конец разит всех вокруг, словно меч. Известны случаи, когда стоящему на вороте человеку срезало голову…
Короткий по времени сплавный промысел кормит тем не менее тысячи людей. С начала апреля и по июнь идут по Ветлуге бесконечные караваны плотов. Словно канонерки, несутся по сильному течению беляны. Все напряжены, все торопятся. На ночь сплавщики чалятся к берегу, выставляют на плотах особые огни, разжигают рядом костер и наспех отдыхают. Днем каждый плот имеет еще и флаг с инициалами лоцмана. В конце мая на реке тесно. Случаются зацепы и столкновения, а с ними и драки. Все бранят бакенщиков, а те спят в кустах. Жители прибрежных сел делают свою коммерцию — подвозят бурлакам провизию и водку. Тогда начинаются стычки посерьезнее, даже с увечьями. Однако по пути вниз бурлаки напиваются относительно редко: работы много, и деньги еще не получены. Они возьмут свое на обратном пути. Когда плоты делаются уже редки, снизу появляются ветлужские пароходы. Маленькие и грязные, они везут адуев по домам. На палубе яблоку упасть некуда, а пьяная залихватская песня слышна на весь плес. Буфет мгновенно опустошается, и плавание проходит впроголодь для всего населения парохода. Чистая публика негодует, но молчит — с адуями шутки плохи. Значительную часть своей скромной выручки они тратят на выпивку. Когда триста пьяных мужиков начинают хозяйничать на судне, никому не приходит в голову им перечить. Особенно любят бурлаки высмеивать припозднившихся своих товарищей со встречных плотов. Когда пароход поравняется с таким, адуи сбегаются на ближний к ним борт, грозя опрокинуть посудину. Начинаются соленые шутки, насмешки и издевки над своим же братом — бурлаком. Пароходы развозят сплавщиков по ветлужским пристаням. Постепенно на палубе становится все просторнее и просторнее. Капитаны тоже спешат — им нужно вернуться в низовья до спада воды. Расписания поэтому никакого не существует, торговые интересы игнорируются, пассажиры не берутся. Народ скандалит, но изменить ничего не может. Иногда мужики, пристань которых пароход хладнокровно проплыл без остановки, бьют капитана и всю команду по мордам. Вот такая навигация…
4. Плохая телеграмма
Все это рассказал тогда Лыкову Титус, сидя на крутом берегу Ветлуги. Объяснил и свои планы усовершенствований в имении. Во-первых, Яан сам предполагал выступать съемщиком, что экономило лесовладельцам до половины выручки. Во-вторых, он решил отказаться от плотов и весь материал сплавлять белянами. Риск катастрофы меньше, лес доставляется быстрее и сразу большими партиями. Если нанять лучших капитанов и лоцманов, даже за хорошее жалованье, в Козьмодемьянске окажешься раньше многих и успеешь снять сливки. И в-третьих, он предлагал от торговли лесом перейти к продаже продуктов переработки. Управляющий уже поставил на Нефедьевской пристани лесопильню, а в самой даче планировал устроить паркетный завод. Следующей весной он собирался привезти на Козьмодемьянскую биржу не дешевые бревна, а тес, штакетник, рейку и готовые избы. Даже стружка у Яана не пропадала — она шла на конопачение тех же изб и еще закупалась посудными фабриками для упаковки. Отдельно Титус обдумывал поставлять дрова — на безлесый юг и Каспий.
Лыков одобрил все эти планы и сказал бывшему сыщику с уважением:
— Ты, Яша, словно всю жизнь коммерцией занимался. А я думал, только жуликов ловить умеешь…
— Эх, Леха. Это для меня такая радость: мирным трудом семейство содержать. Надоели эти жулики! Всегда желал ходить без шпалера, а по вечерам детям книжки читать, а не в засаде париться. Так что новой жизнью я весьма доволен.
— И не тянет к прежнему? — удивился Алексей. — Я бы, наверное, не смог…
— А ты и не пробовал. Имение есть, семья. Займись хозяйством! Тут дел — до скончания века не переделать.
