Ещё два золоторотца подсели так же без приглашения. Теперь Алексей был со всех сторон окружён угрюмого вида ребятами, смотревшими на него с враждебным интересом.
— Нету тут такого, — ответил за всех фартовый в сибирке.
— Его ещё называют Мишка Саратовский. Колбасник. Здоровый такой… Ходит при отставном офицере. Фамилия офицерика — Рупейто-Дубяго. Ну?
— Не нукай, не запряг. На кой ляд они тебе?
— Взяли у меня для сбыта «красноярок» на значительную сумму, а теперь бегают, сволочь. Второго дня в Хапиловке совсем их было поймал, да утекли. А я такие шутки не принимаю.
— Сам-от кто?
Лыков молча протянул собеседнику тряпицу. Тот развернул и стал внимательно изучать паспорт и наградные бумаги на Георгиевский крест и Аннинскую медаль.
— Хгм… Кавалер, значит…
Остальные трое дергачей по-прежнему не спускали с Лыкова глаз, но что-то в их поведении изменилось.
— Так. Кто могёт удостоверить твою самоличность?
— Сам я питерский, там меня многие знают. А у вас — Верлиока и Тоська-Шарап, кулачный чемпион.
Грабители переглянулись.
— Верлиока деловик серьёзный, — сказал худощавый испитой бородач. — «Иваном» сделан. Вчерась Котяшкину деревню к рукам прибрал.
— Я ему в том помогал. Там был такой Федя-Заломай…
— Есть такой! — обрадовался третий золоторотец, с рваным ухом и без двух зубов. — Дюжий вьюнош!
— Я этого юношу мордой об снег повозил и к Верлиоке доставил, как пленного. А там уж они договорились.
— Тоська-Шарап первый на Москве кулачный боец, — убеждённо сказал парень в новом казакине. — Я его в Ключиках смотрел. Ты тоже, что ли, кулачник?
— А ты зайди в «Каторгу», спроси там у Марка Афанасьева, как Лыков вашего первого бойца в бараний рог гнул.
Дергачи замолчали, призадумались. Потом первый громила вернул Лыкову бумаги и заявил:
— Слушай сюда. Я здешний «маз», зовут Ванька-Пан. Мы тебя проверим; ежли всё правда, то можешь в Дорогомилове остаться. Сколько платишь за отыскание этих двоих?
— Ведро вина и тридцать рублей денег. Но чтоб досконально! И слободу, и каменоломни.
— Уговорились. Тетей!
Испитой бородач сразу поднялся.
— Сходи, прогуляйся. В «Шиповскую крепость» и в «Каторгу». Одна нога здесь, другая там!
Дергач бросился исполнять поручение.
— Теперь ты. Раньше трёх часов Тетей не обернётся. Сиди покуда здесь, на улицу не ходи.
— Пожрать хоть принесут?
— Тут кабак, а не кухмистерская. Буфетчик пошлёт в лавку за колбасой и яйцами, достанет с тебя.
И ушёл со своими людьми, а Лыков остался в заведении как бы под арестом. Явно за ним никто не присматривал, но он постоянно был на виду. Титулярный советник относился к этому спокойно. Он направил какого-то оборванца за колбасой, смело дав незнакомому человеку целую трёшницу. Тот исправно выполнил поручение и заработал гривенник, который тут же с радостью пропил. Алексей перекусил всухомятку, запил чаем «с позолотой», раскрыл газетку и принялся безмятежно её читать.
В половине третьего в кабаке появился Ванька-Пан, а через час — его посланец Тетей. Он что-то долго докладывал «мазу», иногда делая при этом энергический жест кулаком. Главарь внимательно выслушал, кивком головы отослал курьера и махнул Лыкову рукой. Тот не спеша подошёл, сел.
— Давай деньги.
Алексей выложил тридцать рублей и отдельно «синенькую» на водку.
«Маз» подозвал четверых дергачей.
— Нарисуй им своих должников.
Лыков в очередной раз тщательно описал наружность Рупейто-Дубяго и Самотейкина.
— Передайте от моего имени всем домовладельцам и на постоялые дворы: ежели таковые имеются — немедля сообщить! А ты, Кувалда, дуй в подземелье.
Дергачи разошлись. Ванька-Пан бросил буфетчику пятёрку:
— Напои ребят, да на четверых отложи.
Шайка довольно загудела, налётчики начали рассаживаться за столами.
— Вы гуляйте, а мы с Лыковым отлучимся ненадолго. Пошли!
Алексей не стал задавать лишних вопросов. Если что-то насторожило «маза» и он решил зарезать опасного человека на улице, то всё равно в кабаке не отсидишься. На всякий случай сыщик приготовился к схватке, но на выходе их никто не поджидал. Пан провёл Алексея по берегу вверх до еврейского кладбища. За ним, в полугоре, стоял двухэтажный кирпичный дом, окружённый высоким забором. «Маз» стукнул в ворота. Их молча впустил бородатый верзила. Запер ворота на дубовый засов и повёл гостей внутрь.
Втроём они вошли в роскошно обставленную залу. Там, в резном кресле из карельской берёзы, развалился рыхлый мужчина лет пятидесяти пяти, в атласной жилетке и с тремя перстнями на пухлых пальцах. Позади него, сложив могучие руки на груди, застыл гигант с торжественно-глупым лицом.
Хозяин кабинета несколько секунд молча рассматривал Лыкова, потом, не приглашая сесть, заговорил неприятным трескучим голосом:
— Мы здесь проживаем своим умом и чужих не любим. Поэтому Анчутка Беспятый, и уж тем более какой-то там Верлиока для нас — тьфу! Понял?
Алексей молча кивнул.
— Я Гурий Осмачкин, хозяин Дорогомилово. Без моего согласия тут комар не чихнёт.
Алексей вторично кивнул.
— Предлагаю тебе, Лыков, сослужить одну службу. Ванька сказал, ты георгиевский кавалер. Так?
— Так.
— И медали имеются?
— Аннинская и за турецкую войну.
— Очень хорошо! Тут вот какое дело. На Божедомке есть один старый генерал. Давно в отставке и проживает одиноко, лишь с денщиком и кухаркой. Богатый! Сейчас генерал подыскивает своему денщику замену — тому надо на полгода отлучиться в деревню. Примет он на службу только отставного солдата — георгиевского кавалера. Старик доверяет лишь им… Ты пойдёшь туда, устроишься на место. Когда у нас об этом годе Пасха?
— 17 апреля, — почтительно доложил Ванька-Пан.
— А 17 апреля, как генерал с кухаркою вернуться со Всенощной, выждешь малость и отворишь ворота и дверь с чёрного хода. Дальше тебя не касается. Получишь за работу пятьсот рублей и новый «глаз»
[107]
. Ну, согласен?
— А правильно старик кавалерам доверяет!
— Это что значит?
— Это значит, пошёл к чёрту. Я здесь за услугой, которую уже оплатил. Пусть твои люди сделают, что оговорено, и я дальше пойду. А стариков душить — это не ко мне.
Осмачкин посмотрел на Лыкова с насмешливым удивлением.
— Куда же ты теперь пойдёшь, после такого разговора? А вдруг в полицию заявишь? Нет, дурак, ты теперь мой.
