– А пока, – сказал он, – нужно поберечь Антошку. Уж не знаю, как, но до поры до времени пусть посидит дома. Такая мера предосторожности крайне необходима. Эти уроды не успокоятся, пока не добьются своего. Не достали нас так, достанут с другой стороны. Надеюсь, это ты понимаешь.
– Понимаю… – В глазах Анны Григорьевны появилось тоскливое выражение. – Как это все ужасно…
– И еще одно – хватит держать меня под стражей, – между тем неумолимо продолжал Паленый. – Можешь не бояться – дорогу домой я найду без посторонней помощи.
Это заявление прозвучало несколько двусмысленно, но Паленого уже несло. Он вдруг понял, что его очень волнует судьба мальчика. Сбежать, оставив Антошку на растерзание гиенам, преследовавшим семью Князевых, значило потерять остатки совести. Он не мог так поступить.
"Что будет, то и будет, – в который раз утешал себя Паленый. – К тому же, я почему-то не думаю, что Анна сдаст меня со всеми потрохами правоохранительным органам. Нет, не думаю. Даже если она уже точно уверилась, что я лишь копия Князева, жук в муравейнике. Ей нужно хоть на кого-нибудь опереться. Ситуация требует именно такого подхода. А она прагматик. Зачем ей рубить сук, на котором за волосинку подвешена ее жизнь?"
Разговор увял сам по себе. И Анна Григорьевна, и Паленый вдруг почувствовали, как нахлынула огромная усталость. Это начало сказываться огромное нервное напряжение. Наступал "откат".
Паленый встал и сказал:
– Пойду… маленько отдохну.
– Саша!
Он удивленно обернулся. Анна Григорьевна быстро подошла к нему, обняла и с каким-то неистовством поцеловала в губы. Это случилось настолько неожиданно, что Паленый просто остолбенел и в ответ на ее порыв лишь глупо хлопал ресницами.
– Прости, – сказала Анна Григорьевна; и выбежала из гостиной.
Что значит – прости? За что!? Как понять ее поцелуй? Это что, примирение с Князевым или акт огромного доверия к его двойнику?
Да-а, дела…
Постояв несколько минут в полной прострации, Паленый очнулся от ступора, с удовольствием облизал губы, на которых остался запах помады, и медленно поплелся в свою комнату. Поцелуй Анны Григорьевны был больше похож на укус, но ощущение от него осталось непередаваемо волнующим и очень приятным.
Глава 17
Дом напоминал осажденную крепость. Кроме большого количества охранников, были задействованы и собаки.
Огромные злобные псы, поднимая задние лапы, ставили метки на деревьях и заборе сутки напролет. Их сопровождали опытные кинологи, которые влетали Анне Григорьевне в немалую копейку.
Усилилась и электронная составляющая охранных мероприятий. Для этого были вызваны спецы из Москвы. После их отъезда боязно было сойти с дорожки, потому что сразу включался ревун, прожекторы, а в некоторых местах (по периметру) начинали взрываться петарды.
"Все это глупости! – сердито думал Паленый. – Пустая трата денег. Обмануть все эту свору вместе с электроникой для специалиста определенного профиля – раз плюнуть". Он даже знал, как это сделать, но помалкивал. В отличие от Анны Григорьевны, Паленому было точно известно, что никакие ухищрения не спасут человека от наемного убийцы (если он, конечно, не президент страны, имеющий в своем распоряжении огромный штат охраны).
Мент появился в доме Князевых спустя три дня после происшествия. Паленый невольно восхитился оперативностью, с которой Анна Григорьевна вышла на кого нужно и заполучила классного опера.
Правда, поначалу он не произвел на Паленого должного впечатления. (Вообще-то, Паленый в присутствии опера первые несколько часов чувствовал себя очень неуютно. Видимо, это были отголоски мытарств, которые он испытал по вине ментов, когда пребывал в шкуре бомжа).
Опер был уже в годах, но почему-то до сих пор имел на погонах всего четыре маленькие звездочки. Он казался здорово потрепанным жизнью и отличался невозмутимостью и цинизмом.
Первым делом опер внимательным взглядом окинул гостиную, что-то очень тихо буркнул себе под нос, – Паленому послышалось лишь "…умеют жить"; первая часть фразы явно была непереводима на нормальный русский язык – а затем представился, не глядя на Паленого:
– Капитан Тимошкин.
– Александр Игнатьевич… Князев, – в свою очередь ответил Паленый. – Простите, а как ваше имя-отчество?
– Емельян Андреевич, – не очень охотно откликнулся капитан.
Он вдруг резко повернулся к Паленому и буквально ввинтил в него острые глазабуравчики.
– Так это вы четверых отморозков положили? – спросил капитан.
– Кгм!.. – смущенно прокашлялся Паленый. – В общем… да.
– Профессиональная работа, – сказал Тимошкин, по-прежнему держа Паленого на прицеле своих немигающих глаз. – Пришлось побывать в "горячих" точках?
– Может быть. Спросите у моей жены.
– То есть?..
– У меня была серьезная травма, после которой я потерял память.
– Что вы говорите? Это же надо… – В голосе капитана явственно прозвучала ирония. – Сочувствую.
– Спасибо, – холодно ответил Паленый.
– За что?
– За сочувствие.
– Не обижайтесь… хе-хе… Просто я стараюсь быть вежливым.
В этот момент в гостиную вошла Анна Григорьевна.
Тимошкин изменился буквально на глазах. Изобразив из себя галантного кавалера, он быстро встал, с подобострастием поприветствовал ее и сел только тогда, когда она милостиво кивнула.
Сукин сын! – подумал Паленый. С ним нужно ухо держать востро. Ишь как преданно ест глазами свою "работодательницу". Наверное, приказ заняться нашим делом ему спустили из заоблачных вершин. И он даже не догадывается, а точно знает, кто есть кто в семье Князевых. Опасный тип…
– Я к вам не надолго, – сухо сказала Анна Григорьевна. – Пришла попрощаться.
– У меня есть к вам кое-какие вопросы… – Тимошкин смотрел на нее с восхищением.
– Позже. Может быть, завтра. Зайдете ко мне в офис. Сегодня у меня назначена важная встреча. – Анна Григорьевна бросила взгляд на часы. – И когда я освобожусь, трудно сказать. Александр Игнатьевич, – официально обратилась она к Паленому, – стол накрыт, пригласи капитана на завтрак.
Тимошкин любезно поблагодарил, но его глаза были прикованы к конверту, который держала в руках Анна Григорьевна. Он только сейчас его заметил.
– Я вас оставляю… – Анна Григорьевна поднялась; похоже, она присела только из вежливости, за компанию. – Это вам, – сказала жена Князева, выразительно глядя на Тимошкина, и положила конверт на стол. – Аванс. Всего вам доброго.
– Премного благодарен, – начал раскланиваться Тимошкин.
Вылитый мотодромовский бомж, подумал с невольным презрением Паленый. За деньги готов на все, что угодно.
