Все-таки Анна была и впрямь умная женщина. Она сразу поняла намеки и начала придерживаться моих инструкций неукоснительно.
Что она при этом думала, я не знаю, но внешне Анна казалась спокойной и жизнерадостной. А когда в ее квартире появлялся я, она прямо-таки лучилась от счастья. Если бы кто знал, как мне было хорошо в эти мгновения идиллии-иллюзии…
День начинался, как всегда, с хорошего клева. Мне уже осточертело таскать всех этих рыбин, но вокруг находились рыбаки, и я поневоле следил еще и за поплавками, будь они неладны, а иначе соседи сразу же подняли бы хай, предупреждая о моей очередной рыбацкой "удаче".
И все же день был необычен. Я сразу это почувствовал, едва приладился к своей подзорной трубе, – на вилле, с ее до этого размеренной, вяло текущей жизнью, царила оживленность.
Нет, там никто не бегал, не кричал, не размахивал руками, но охраны стало вдвое больше, а на лицах крепких парней явно проступила жесткая настороженность хорошо вышколенных охранников, готовых к любому повороту событий.
Все случилось около десяти утра. Тяжелые металлические ворота распахнулись, и в моем поле зрения появились две автомашины с затемненными стеклами. Из первой выбрались наружу двое – оба невысокого роста, славянской наружности; тот, что постарше, явно был уголовник: его руки сплошь покрывали наколки.
Во второй машине находилась охрана.
Едва прибывшие охранники покинули салон автомобиля, как я почувствовал где-то под сердцем неприятный холодок – от них исходила какая-то грозная, беспощадная сила, нечто совершенно мистическое.
Они были бесстрастны, холодны и молчаливы. Я хорошо различал их глаза – пугающе невыразительные, неподвижные и плоские, будто вставленные в глазницы оловянные монеты. Это были глаза профессиональных убийц.
Тем временем двое из первой машины подошли к ступеням, ведущим в застекленный холл. Внутри холла мелькнули какие-то тени, затем дверь распахнулась, и к ним вышел… Сеитов!
От волнения я едва не уронил трубу в море. Наконец-то! Ах, как я ждал этого момента! Сеитов, я тебя нашел!
Нашел – я узнал его сразу. Он был точно таким, каким я его представлял по описанию Анны: среднего роста, широкоплеч, с густыми черными волосами, татарским разрезом глаз и тяжелым квадратным подбородком.
Обменявшись приветствиями, все трое скрылись внутри виллы. Снаружи остался лишь хозяин, вышедший вслед за Сеитовым, крепко сбитый грек пятидесяти лет с резко очерченным властным лицом.
Он отдал несколько распоряжений своей охране и последовал за приглашенными. Прибывшие охранники тут же рассосались по всей территории виллы, совершенно игнорируя коллег из охраны хозяина.
Я видел, как они тщательно осматривали каждый кустик, каждое строение на территории виллы – там находился домик садовника, оранжерея и еще какие-то павильончики – и даже гребень обрыва.
Да, это были настоящие профи…
Я "рыбачил" до темноты, боясь упустить Сеитова. Но на вилле царило спокойствие, и даже охранников стало меньше – наверное, отправились отдохнуть перед ночной сменой.
Машины с подъездной аллеи убрали в гараж, из чего я заключил, что по крайней мере до завтрака особых изменений в раскладе не предвидится.
Еще я размышлял о том, когда лучше всего предпринять попытку проникновения на виллу. То, что мне нужно подниматься по скалам обрыва, я уже решил – только в этом месте я имел неплохой шанс до поры до времени остаться незамеченным.
А мне крайне нужно было побеседовать с Сеитовым в спокойной обстановке. Но что касается часа "икс", то здесь мне пришлось поднапрячь мозги. И в конце концов я выбрал вторую половину ночи, когда в свои права собирается вступать ранний рассвет.
Во-первых, легче подниматься – уже достаточно хорошо видно и если все-таки на обрыве установлены ловушки, то и миновать их будет гораздо проще, а во-вторых, пятый час как раз самый неприятный в ночных дежурствах, когда сон властно заявляет свои права, притупляя бдительность стражи и делая самых исполнительных и выносливых лентяями.
Я позвонил Анне около полуночи. Какое-то нехорошее чувство грызло меня весь вечер, и я разрывался между необходимостью сидеть в своей морской засаде и острым желанием развеять неожиданно нахлынувшие страхи и сомнения.
Едва поставив лодку на прикол, я бросился к ближайшему телефону-автомату и торопливо набрал ее номер.
Никто мне не ответил. Я терзал автомат минут десять и, только когда наконец сообразил, что я не в своих родных местах, где упорно отмалчивающиеся телефоны – событие совершенно ординарное, в отличие от заграницы, бросил трубку, вскочил в машину и дал полный газ, выжимая из старичка "сааба" все, на что он был способен.
Консьерж спал. Что за черт! Мы уже были с ним накоротке, и я хорошо знал, что эмигрант-югослав, которого прозвали Пеликан (никто из жильцов не помнил его настоящего имени) – довольно крепкий и поюношески живой мужчина, разменявший шестой десяток, – к работе относился с удивительным прилежанием.
Что и немудрено – на иностранцев в Греции косились, а в особенности на "братушек" из бывшего социалистического лагеря: после его развала они рванули кто куда, и найти им работу было нелегко.
И тем не менее Пеликан дрых как сурок, уронив голову на стол. Он даже похрапывал. Весь во власти пока еще неясных подозрений, я вошел в застекленную кабину и потормошил его.
Никакой реакции. Лишь храп усилился. Тогда я схватил консьержа за плечи и прислонил к спинке стула.
И выругался, как пьяный сапожник – мать твою через два копыта! Трижды осел – не понял, что сон Пеликана вызван совершенно иными причинами, нежели убаюкивающие нашептывания Морфея.
Я быстро поискал и нашел – на сгибе левой руки консьержа виднелся свежий след от укола. Кто это сделал и какой препарат был введен в вену, определить, понятное дело, я не мог, а вот зачем – сомнений у меня почти не оставалось.
Оставив бедного Пеликана на произвол судьбы (хотя за его жизнь, по здравом размышлении, я не опасался – скорее всего, югославу впрыснули сильное снотворное, чтобы он не путался под ногами), я бросился вверх по лестнице.
Дверь была заперта. Я не стал стучать, а лишь коротко и резко ударил кулаком в нужное место. К счастью, дверь держала только защелка, а будь на ее месте засов, от дверного полотна полетели бы одни щепки; я ворвался в квартиру как смерч.
Их было трое. Очень знакомые по крепко сбитым фигурам парни, похожие на псов Сеитова; похожие – но другие.
При моем появлении их хватил временный столбняк. Я бросил быстрый взгляд на Анну и немного успокоился – она была жива-здорова, сидела на диване и даже улыбалась.
Однако ее гости шутить со мной явно не собирались. Едва пролетели первые секунды полушокового состояния, как тут же они приступили к действиям: безмолвно, четко и слаженно. Первый выхватил пистолет, второй перекрыл выход, а третий, благо все происходило в ограниченном пространстве, нанес молниеносный удар ногой.
