– Поедем в отдел кадров. Будешь на работу устраиваться. – И Муха заржал, как жеребец при виде молодой кобылы.
Я не стал больше базлать и нырнул в открытую дверку. В машине сидели трое: водитель, амбал с невыразительным плоским лицом и сам пахан в кожаном прикиде.
– Привет, братан! – Муха с воодушевлением потряс мою руку.
– Никак соскучился? – съязвил я, продолжая играть роль обиженного.
– Да ладно тебе, не возникай. Поехали! – приказал он водителю. – Рюмашку ради встречи хряпнешь? – Он открыл мини-бар.
– Давай, – согласился я и с удовольствием проглотил стаканчик виски – неожиданная встреча с Мухой подействовала на мои натянутые нервы.
Мы ехали по ночным Афинам, как я определил, в сторону аэропорта. Неужто я сегодня наконец встречу Толоконника?
– Почему не позвонил? – спросил я разомлевшего от спиртного пахана.
– Сюрприз, – захихикал он, довольно потирая руки. – Ты любишь приятные сюрпризы?
– Скажи спасибо, что у меня не было пушки. В противном случае от такого "сюрприза" вы бы уже кровью харкали.
– И до чего я тебя люблю, Гренадер! – с воодушевлением воскликнул Муха. – Слышь, Заруба, вот у кого тебе поучиться нужно, – толкнул он в плечо сидевшего впереди амбала. – Видал бы ты Гренадера в деле. Есть на что посмотреть.
– Мы тоже не жертвы аборта, – угрюмо буркнул тот.
– И то… – миролюбиво согласился пахан. – Возьми. – Он всучил мне кусок материи.
– Зачем?
– Завяжи себе гляделки.
– С какой стати?! – возмутился я.
– Извини, братан, так положено. Мне тоже завязывали. Давай поторопись.
– Мать вашу!.. – выругался я, но сопротивляться не стал, даже в глубине души обрадовался – это был "почерк" Толоконника с его маниакальной подозрительностью и вызывающей зависть даже у профессионалов предусмотрительностью.
– Скажи спасибо, что тебя не попросили проехаться в багажнике. Учти, это я слово замолвил.
– Учту… – пробубнил я, стараясь запоминать повороты и прикидывая, с какой скоростью шла машина.
Ехали мы долго, не менее часа. Про себя я улыбался – на хитрую задницу есть хрен с винтом: я уже знал, что мы поменяли направление на противоположное и чешем практически в обратную сторону.
Нет, не зря я почти неделю от нечего делать изучал карту Афин, а затем подолгу колесил на такси по греческой столице, лично осматривая самые интересные, с точки зрения нелегала, места.
Теперь перед моими глазами, как на экране монитора, высвечивались те улицы, по которым мы ехали. Работая с картой, я измерил основные транспортные магистрали Афин с точностью до десятка метров, составив в голове своеобразную таблицу расстояний, после, во время поездок, уточненную в натуре.
И сейчас я мог ошибиться совсем немного…
Мы, похоже, въехали в ворота – судя по скрипу створок. Машина остановилась почти сразу, прокатившись не более двадцати метров. Значит, особняк…
– Выходи, Гренадер, – слегка подтолкнул меня Муха.
– Повязку можно снять?
– Погодь, успеется…
Я ступил на подъездную аллею и потянулся, разминаясь.
– Шагай. – Муха взял меня под руку. – Помедленней, сейчас будут ступеньки. Осторожней, черт возьми!
Я все-таки споткнулся и едва не грохнулся на землю, но пахан вовремя подстраховал, сцапав меня за воротник куртки.
– Премного благодарен, – с иронией сказал я и начал считать ступени; их оказалось целых тринадцать.
Интересно, с чего это греки так любят чертову дюжину?
Мне вспомнились мои странствия по юго-востоку Украины, где были греческие поселения. Еще тогда я обратил внимание, что во всех домах старой постройки количество окон составляет именно эту, с точки зрения человека другой национальности, зловещую цифру.
Повязку с моих глаз сняли уже внутри особняка. Мы стояли в квадратном холле с несколько мрачноватой отделкой стен, обитых дубовыми панелями.
– А теперь вверх по лестнице и направо, – указал Муха.
Наверху нас поджидала охрана, два мрачных типа неизвестно каких кровей; но точно не русских. Нас провели по короткому коридору и, открыв внушительных размеров дверь из мореного дуба, слегка подтолкнули внутрь обширного кабинета, освещенного антикварной люстрой из позолоченной бронзы.
– Клиент доставлен, Сашок, – бодро отрапортовал Муха человеку, сидящему за письменным столом времен Наполеона Бонапарта.
– Спасибо, дорогой. Присаживайся…
Наконец! Я смотрел на Толоконника – и глазам своим не верил: неужто дождался?! Из-за этого сморчка мне пришлось столько вынести, что я был готов, не медля ни секунды, броситься на него и оторвать ему башку.
Однако мой первый порыв угас еще до того, как родился, – я стоял едва не навытяжку, изображая недалекого служаку с ефрейторским складом ума, попавшего нечаянно на генеральский прием.
К тому же, как я успел заметить, верхний ящик стола был приоткрыт, и я совершенно не сомневался, что там лежит какая-нибудь "дура" слоновьего калибра. А уж с оружием Малыш обращаться умел.
Но про пистолет ладно, тут как получится – фифти-фифти, шансы почти поровну с моей специфической подготовкой к экстремальным ситуациям, – а вот два пса возле стола мне вовсе не понравились.
Обычно говорят, что четвероногие друзья похожи на своих хозяев, но я почемуто этой схожести не заметил – не отличающегося физическими кондициями Толоконника охраняли огромные мастифы.
Наверное, моя персона им тоже не пришлась по нутру – псы смотрели в мою сторону с нескрываемой злобой и тихо урчали, показывая такие клыки, что человек со слабой нервной системой уже упал бы в обморок.
– Тэ-экс… – протянул Толоконник, осматривая меня, словно цыган кобылу на ярмарке; может, ему еще и зубы показать?
– Здравствуйте, – несколько запоздало, но все же вежливо поприветствовал я киллера в отставке.
– Хорош… – тем временем продолжал Малыш, не ответив на мое приветствие. – Значит, это ты помог Мухе бежать?
– Так точно, – ответил я, хотя едва не послал его на хрен – Толоконник явно корчил из себя важную шишку.
– Бывший спецназовец, герой Афгана… – В его голосе послышалась ирония. – Что же это вы тогда драпанули оттуда, как нашкодившие коты? Такие орлы…
Ах ты, "мокрая" сука! Грязь подножная, выблядок проститутки! Ты смеешь, мусор недоученный, отпускать плоские шуточки в адрес ребят, которые честно, как и подобает настоящим солдатам, тянули свою кровавую лямку?!
Нет, теперь я точно тебя убью, Толоконник. И слова твои поганые еще припомню… – Нам приказали…
Я холодно посмотрел ему в глаза, сжав пружину воли до отказа – чтобы не выдать свое истинное состояние.
