– Это как же? Шваркнут по Доди лазерным лучом? Тогда нужно постараться, чтобы я не мешал прицелиться. А то не ровен час окажусь между этим плейбоем и снайпером.
– Шутки шутками, а технику мы дадим серьезную. И людей, что в ней разбираются получше нас с тобой.
– Кого-то из спецкоманды "Сириус"?
– Да.
– Ну, спасибочки. Мне только очкариков и не хватает. Одной Кей достаточно, чтобы сбрендить. А если к ней добавить еще и толпу вундеркиндов – тогда полный трандец. Лучше пришлите вместо них одного "борзого" или, на худой конец, парочку "торпед".
– Сие зависит не от меня. Я только связник и на первых порах куратор. Все решает Кончак.
– Тогда передайте ему от меня низкий поклон и челобитную с прошением считать меня либералом, если отброшу коньки при исполнении.
– Не волнуйся, без поддержки не останешься.
Он сказал это с загадочным видом. И от его тона я вовсе упал духом: похоже, Кончак готовит мне очередной "подарочек" почище милашки Кей. Эх, как хреново, что Акула сейчас в разобранном виде…
– Через день-два сменишь дислокацию, – тем временем продолжал подполковник. – Как только прибудет катер с соответствующей "начинкой" и командой спецов. Он зарегистрирован на имя Майкла Робинсона. Так что ты становишься злостным частником.
– И куда меня командируют?
– На Лазурный берег. Слыхал?
– А как же. Только я по-французски ни бельмеса.
– Кей тебя научит. Франция – ее специализация.
– А я думаю, откуда она европейской культуры нахваталась по самое некуда? Как наш бобик блох.
– Брось ходить с ней в контрах. Она хорошая девочка.
– Когда спит зубами к стенке.
– Ничего, – хохотнул мой связник и куратор. – Милые бранятся словно тешатся. Не забывай, что она твоя супруга.
– Ага. Когда закончится операция и нас "разведут", попрошусь на месяц в психушку. Если, конечно, к тому времени не повешусь.
– Ничего с тобой не станется. Даже наоборот – будешь всегда на боевом взводе. Такие женщины, как Кей, понимаешь ли, стимулируют.
– Если я философ, то вам подходит рубище странствующего проповедника, утешителя страждущих…
И мы вполне дружески рассмеялись.
Лондон, район вокзала Кингз-Кросс
Папаша Шиллинг обедал. Ему прислуживала чопорная особа с невыразительными бесцветными глазами и плоской фигурой. Она передвигалась по комнате совершенно бесшумно, словно летучая мышь. Когда Беннет вошел, служанка посмотрела на него как на пустое место и буквально испарилась. Ей стукнуло лет пятьдесят, как отметил про себя Арч, но в ее точных пластичных движениях прожитые годы не чувствовались. Более того: совсем не старые руки служанки с длинными пальцами имели на косточках специфические мозоли, что подтверждало догадку Беннета об истинной профессии чопорной грымзы. Похоже, эта доска в юбке с плотно сжатыми гузкой сухими губами проводила больше времени в спортзале, чем он в постели в женщинами.
– Спокойно, Арч, – проницательно ухмыльнулся "ростовщик", доедая аппетитный с виду стэйк пай.
[31]
– Не волнуйтесь, это наш человек. Она мне помогает по хозяйству.
– Да, сэр… – индифферентно ответил Арч и невольно сглотнул – из-за беготни по Лондону с прицепом в виде микроавтобуса "мерседес", лилипутов и компании неизвестных топтунов он здорово проголодался и теперь готов был съесть целого барашка, испеченного на вертеле.
Босс благосклонно кивнул и как ни в чем не бывало продолжил свои гастрономические упражнения, нимало не смущаясь присутствием постороннего – голодного постороннего, с вожделением следившего за тем, как Папаша Шиллинг расправляется с едой.
Глядя, как он уплетает пирожные из песочного теста, Беннет мысленно разразился проклятиями. И выругал себя последними словами за приступ служебного рвения, заставивший его проигнорировать голос пустого желудка, буквально вопившего, когда Арч проходил мимо приветливо распахнутых дверей кафе и пабов. И это при том, что уж кому-кому, а Беннету ли не знать сквалыжный характер босса. У него зимой снегу не допросишься.
Собрав грязную посуду, безмолвная служанка удалилась. Теперь Арч начал понимать, что у Папаши Шиллинга, кроме Саймона, есть и другие телохранители, притом гораздо более высокого класса, нежели полуагент-полусутенер.
– До меня дошли слухи, что ваши парни сваляли дурака… – "Ростовщик" достал из шкатулки сигару.
Курить он бросил давно, но не мог отказать себе в удовольствии просто подержать сигару во рту, чтобы ощутить восхитительный аромат настоящей "гаваны".
– Орешек оказался крепче, чем мы предполагали, – не стал "сдавать" своих подчиненных Беннет.
– И это говорите мне вы, Арч? Нет, по-моему, годы разрядки превратили даже лучших наших людей в желе. Я не прав?
– Да, сэр… – хитроумно вывернулся Арч, не ответив на обидное предположение босса ни положительно, ни отрицательно.
Папаша Шиллинг воткнул в рот свою "гавану" и стал похож на карикатурного английского джентльмена, слоняющегося из комикса в комикс.
– А если поточнее? – не отставал босс Беннета.
– Наша операция так дурно пахнет, что ее запах скоро дойдет до Вестминстерского дворца.
– Не думал, что вы такая неженка, Арч.
– Всего лишь инстинкт самосохранения, сэр.
– И что он вам подсказывает?
– Пока мы досконально не разберемся в окружающей обстановке, переходить к следующей фазе операции нельзя.
– Логично. Но, к сожалению, время не терпит.
– Да, – вынужден был согласиться Беннет. – И мы сами ускорили ход событий.
– Верно. Доди и принцесса теперь неразлейвода. Старый аль-Файед на седьмом небе от счастья, его сынок забыл дорогу ко всем своим любовницам, а Диана перестала на страницах газет обливать помоями принца Чарльза.
– Не совсем…
– Мелкие уколы не в счет. Они всего лишь контрвыпады. Так что все идет по плану, Арч.
– С некоторыми нюансами.
– Касаемо принцессы?
– Там все под контролем. Конечно, насколько это в наших силах. А вот бывшая пассия Доди манекенщица Келли Фишер в ярости.
– У женщин это обычное состояние, повторяющееся регулярно из месяца в месяц, как менструальный цикл.
– Она грозится отомстить.
– И кто-нибудь этому верит?
– Я – да. Оскорбленная в своих лучших чувствах женщина страшнее дракона из рыцарских романов.
– Кроме желания, нужно еще иметь и возможности.
– Сэр, я не думаю, что она не наскребет сотню тысяч фунтов для оплаты киллерам. В наше время убивают и за гораздо меньшую сумму.
