Пит поднялся на борт, когда "малютка" зашла в подводный шлюз. Оказалось, что на глиссере рулил он сам. Пит оставил его в узком проливчике, где суденышко крепко засело среди скал. Быстро разыскать глиссер было проблематично, а при первом же шторме от него только перья полетят. Да, с Питом мне повезло…
Опасаясь подлодки противников, мы заплыли в такой скальный лабиринт, что я даже начал опасаться за судьбу бедолажной "Сидни". Но Боб Миллер только снисходительно улыбнулся в ответ на мои переживания и сомнения – мол, чего взять с сухопутного салаги, впервые ступившего на борт судна; все будет в лучшем виде. Я ему поверил, хотя и скрепя сердце – профессионализм отличное дело, но иногда даже в гениальную задумку вмешивается его величество господин Случай. И тогда, как говорят мои дорогие хохлы, не трать, кум, зря силы, спускайся на дно.
Языком оказался крепкий парень лет двадцати пяти с ярко выраженной семитской внешностью. Он долго не мог опомниться от вынужденного путешествия под водой, где с ним обращались как с манекеном: сначала топили, затем спасали, натянув кислородную маску, а потом запихнули в тесный отсек, где можно было только лежать. Нос "малютки" представлял собой стеклянную выпуклость, похожую на лоб дельфина, и боевые пловцы могли наблюдать за подводным миром. Представляю, что пришло в голову пленнику, когда он очухался и посмотрел через этот иллюминатор…
Однако толку от него было как с козла молока. Он упрямо молчал, хотя мы обращались к нему на всех языках, какие только знали. А вместе моя группа владела шестью европейскими, двумя афганскими – пушту и дари, арабским и японским. Не считая, естественно, прочих, на которых говорили бывшие граждане Советского Союза.
Тогда за дело взялся Пит. Первым делом я отправил в каюты слабонервных – Слоули и Трейни, – им наши диверсантские штучки были в диковинку, и Кей – эту уже по другой причине: чтобы показать свою власть. А то разболталась, понимаешь ли…
Вот тогда, как оказалось, я и допустил промах, как две капли воды похожий на облом "ледяных драконов" в Лимассоле. Правда, вместе с Питом, но поскольку я руководил группой, то с меня и спрос.
Едва мы привязали языка к мачте, чтобы поспрашивать по-своему, как он хрипло засмеялся каким-то загробным смехом, потом резко мотнул головой, щелкнул зубами и спустя десять секунд забился в пляске святого Витта с пеной на губах. Через полминуты все было кончено. Безмолвный язык превратился в окоченевший.
– Мать твою… – ругался Пит, стуча себя кулачищем по голове. – Дубина стоеросовая… Ведь можно было предположить…
– Ладно, не казнись. Я тоже хорош, – похлопал я его по плечу. – Кому-кому, а мне нужно было обстоятельно подумать, прежде чем вздернуть его на дыбу. Ампула с ядом под фиксой – эка невидаль. Оказывается, теперь такой гадостью снабжают даже молокососов, – кивнул я в сторону "похоронной команды" в составе Хуго и одного из "дельфинов" – они как раз привязывали к ногам пленника какую-то железяку.
Пит в ответ на мои утешения только махнул рукой и поплелся в свой кубрик. Я посмотрел на безутешного Слоули, страдавшего по не вернувшейся "мухе", и последовал примеру старшего группы подводных пловцов. Боб осторожно выводил "Сидни" на свободную воду. Теперь уже можно было брать курс на Сен-Тропез.
Лондон, Нью-Кент-роуд
Конспиративная квартира номер семь оказалась довольно тесной комнатушкой в доме послевоенной постройки с ужасной архитек-турой. Ее окна выходили на Нью-Кентроуд, звукоизоляция была паршивой, и Беннет, маявшийся ночью из-за зубной боли, морщился, когда уличный шум достигал апогея. Он так и не успел забежать к зубному врачу, обошелся анестезирующими лекарствами, и теперь с невольным трепетом прислушивался к пульсирующим болезненным толчкам в нижней челюсти с правой стороны. Проблему с зубами Арч получил, работая некоторое время в Индокитае. Всего лишь полгода без витаминов на полуголодном пайке – и почти пять лет борьбы с пародонтозом, так до конца и не сдавшим свои позиции.
В комнате чувствовалась запущенность и неухоженность. Этой конспиративной квартирой пользовались очень редко, а последний год она вообще находилась на консервации. Беннет был здесь впервые, хотя и знал о ее существовании как один из ближайших помощников босса.
Впервые своего босса Арч увидел в Пакистане, где вместе с сотрудниками ЦРУ готовил разведчиков для афганских моджахедов. Папаша Шиллинг (тогда его звали Тэд Хартли), в отличие от остальных кадровых сотрудников МИ-6, занимался всем понемногу, а конкретно – вообще непонятно чем. Он нередко уходил с караванами пуштунов через горные перевалы на территорию, контролируемую советскими войсками. Однажды его привезли оттуда раненным, но, в отличие от многих других, в Англию Хартли не вернулся, а, провалявшись в госпитале около двух недель, снова начал мотаться по всему Пакистану, в том числе и по лагерям афганских беженцев.
Только спустя годы Арч наконец сообразил, что за миссия была у Папаши Шиллинга: он занимался созданием резидентур МИ-6. Все войны когда-нибудь заканчиваются, так же, как и разрядка, но работа внешней разведки продолжается в любых условиях, при любых режимах, без выходных и отпусков.
Беннет до сих пор так и не понял, почему Тэд Хартли положил на него глаз. Арч был одной из многих тягловых лошадок английской разведки, пашущих на ниве афганской войны, и единственное, что отличало его от коллег, так это достаточно приличное знание русского языка. И тем не менее Папаша Шиллинг перевел его в свое подразделение, которое, как потом узнал Беннет, считалось в МИ-6 элитным.
Не обошлось и без проверки в экстремальных условиях – это был стиль Тэда Хартли. Однажды он взял с собой Арча в очередной вояж по территории Афганистана, где шурави, так называли моджахеды русских, зажали группу в горном ущелье и долбили сутки, выковыривая из пещер. Беннет так и не узнал, входила в планы Папаши Шиллинга эта мясорубка, или все получилось случайно. Потеряв около восьмидесяти процентов личного состава группы, они в конце концов прорвались в Пакистан. Для этого им пришлось подниматься на такие скалы, что и спустя годы Арч вспоминал это восхождение с ужасом. Но больше всего Беннета поразил новый босс. Несмотря на преклонный возраст – он годился ему в отцы, Хартли никогда не жаловался на усталость и всегда шел впереди, удерживаясь на отвесных скалах с цепкостью клеща.
Впрочем, его достоинства уравновешивались недостатками. Тэд Хартли был снобом, каких поискать. Наверное, сказалось его происхождение – он являлся отпрыском богатого и знатного семейства, ведущего свою родословную едва не от рыцарей Круглого стола. Как бы там ни было, но Папаша Шиллинг был патологически скуп, хитер, коварен, отвратительно высокомерен, несмотря на способность к мимикрии, когда он пытался выглядеть простаком и плебеем, и циничен, как могут быть циничны только представители высшего света, считающие, что в их жилах течет голубая кровь, а значит, остальных можно считать человеческим мусором.
Арч иногда поражался его связям. Когда у них случались провалы в работе, Папаша Шиллинг совершенно не боялся идти на ковер к начальству. Наверное, будь у него такое желание, он мог возглавить МИ-6. Но босс Арча любил оперативную работу и вовсе не хотел прозябать в кресле функционера разведки.