В последнее мгновение, уже втыкая свои ороговевшие пальцы в упругую кожу рыжеволосого, я неожиданно для себя ослабил нажатие, лишь на время парализовав курсанта.
Правда, я не мог поручиться полностью за благополучный для него исход этой атаки. К сожалению, я давно не тренировался на манекене и потому был не в состоянии в полной мере контролировать силу тычка.
Волкодав
Работать на татами в паре с Двадцать Вторым – одно удовольствие. Он примерно моего роста, крепко скроен и невероятно подвижен. Иногда бывает просто трудно уследить за его финтами и перемещениями, и тогда я лезу напролом – силенок у меня побольше.
Но достать его по-настоящему – кишка тонка: Двадцать Второй ускользает, как угорь из крупноячеистой сети.
Конечно, в драке я своего нового приятеля замочу, и он это знает, – мои пальцы теперь стали железными, и я бы просто вырвал ему горло. Но в тренировочном спарринге Двадцать Второй чувствует себя словно рыба в воде.
Его зовут Евгений, а по-нашему – Жека. Несмотря на строжайшее предписание оставаться безымянными болванчиками, курсанты все же положили на этот приказ кое-что, весьма интересное.
Естественно, об этих наших "проступках" знало и начальство, но, похоже, дурацкая сверхсекретность спецзоны и их достала до печенок, а потому все наши зубры делали вид, что ничего не видят и не слышат.
– Какого черта, Макс! Ты что, хочешь меня угробить?
– Я ведь вполсилы, Жека. И между прочим, блок нужно ставить. А ты лезешь на арапа…
Макс – это я, Максим Левада.
– Тебе бы со слоном бодаться, – с обидой бубнит Евгений, массируя ушиб. – Горилла…
– Хамите, парниша. Клянусь твоим корешем Буддой – не со зла. Прошу простить меня, сэр.
– Силы ему некуда девать, – продолжает свою волынку Двадцать Второй. – Ничего, скоро и тебя укатают.
– Это кто же такой бугристый?
– "Кукла".
– Чего?
– Кроме того, что у тебя в голове мякина, так ты еще и глухой. Завтра у нас спарринг с "куклами", кумитэ.
– Ты можешь объяснить человеческим языком что такое "кукла"?
– Не знаешь? Ну, братец, ты и тьма египетская. Да о них в нашей зоне не только сторожевые псы знают, но и коты на поварне. "Куклы" – это смертники, которым, между прочим, терять нечего. Могут зашибить насмерть или покалечить. Так что отмахиваться надо всерьез.
– Ты их видел?
– Не приходилось. Но выпускники рассказывали, что среди "кукол" есть амбалы по два метра росточком и весом за сто кэгэ.
– Мы тоже не пушинки.
– Да. Но кто из нас может похвастаться десятью схватками подряд, и чтобы в каждой противника уносили с татами?
– Жека, ври, да знай меру. Это что, мой последний удар так подействовал на длину твоего языка?
– За что купил, за то и продал. Сам не видел, но тому, кто говорил, верю. Впрочем, завтра лично убедишься. Если повезет.
– В чем повезет?
– В жребии. У "кукол" свой график, так что кто из них будет нам бока мять – вопрос на засыпку.
– Ладно, поживем – увидим… Отдохнул? Тогда за дело…
Итак – завтра. "Куклы" – кто они? Кумитэ – драка, как говорится, без дураков. И если то, что рассказал мне Двадцать Второй, правда, придется быть начеку.
Отражая лихие наскоки Жеки, я почему-то вспомнил свои курсантские годы.
Начиная со второго курса мы почти каждую субботу или воскресенье, разбившись на группы, отправлялись в город искать приключений. И находили. В рабочем предместье, на танцплощадках.
Подогретая самогоном, по горло сытая неустроенной жизнью среди покосившихся бараков, халабуд и шумных, пропахших кислыми щами общаг, предместная шантрапа дралась отчаянно и беспощадно. Несмотря на нашу, уже весьма солидную подготовку в боевых единоборствах, мы редко возвращались в свои дортуары невредимыми.
Однако училищное начальство в упор не замечало синяков и ссадин, расцветивших курсантские лица на манер пасхальных яиц. Уже гораздо позже я узнал почему: таким нехитрым способом – не без соизволения свыше – в училище из маменькиных сынков делали настоящих волчар, классных десантников и диверсантов, нередко, к сожалению, излишне жестоких, но в бою надежных выше всяких похвал…
Двадцать Второй не соврал. По окончании завтрака нас собрал Сан Саныч и после длительного и не очень вразумительного выступления объяснил, что нам предстоит и кто такие "куклы".
Судя по его речи, нам позволялось все, вплоть до летального исхода. Короче говоря, спарринг до отключки. Как в настоящем бою – чтобы выжить, нужно убить.
Правда, Сан Саныч сделал и оговорку, заключавшуюся в том, что все-таки "кукол", по возможности, нужно поберечь. Нельзя ведь сравнивать какого-то уголовника, пусть и смертника, даже если у него и косая сажень в плечах, с тренированным диверсантом-профи.
Мы поняли Сан Саныча правильно – в предстоящих кумитэ нужно относиться к "куклам" как к особо ценному тренировочному инвентарю; бей до упора, но не забывай, что и завтра будет день и новый спарринг.
Мне повезло – я попал в первую десятку. Вместе с Двадцать Вторым.
Мы бросили жребий, и мне выпал седьмой номер. Сан Саныч и тренер-якудза на наши детские забавы со жребием смотрели сквозь пальцы – чем бы дети ни забавлялись, лишь бы не плакали. Или применительно к нам – хрен с нём, что с дитём, лишь бы девственницей была…
Да, это было кумитэ… Против нас "куклы" выставили огромного грузина, похожего на мохнатую обезьяну, и худощавого, довольно симпатичного парня ростом чуть выше среднего, с застывшим, непроницаемым лицом, похожим на маску, но с легким загаром.
Если честно, то он меня не впечатлял.
А вот кавказец… Это был тигр. Ребята из нашей группы в подобных спаррингах выступали впервые, а потому несколько робели: несмотря на словесную "накачку" Сан Саныча и долгие часы тренировок на пределе сил и возможностей, не так просто приказать себе: "Вот человек, он твой враг, убей его".
И грузин метелил всех, как хорошо отлаженная машина. Конечно, он больше брал нахрапом, чем техникой, и я это видел, но его длинные руки-рычаги работали без устали и довольно слаженно.
Скопытился кавказец на Двадцать Втором. Жека выступал четвертым и учел ошибки предыдущих. Он повел бой в присущей ему элегантной и молниеносной манере, и грузин минут пять бегал за ним, как кот за мышью.
И добегался. Хлесткий встречный удар буквально подбросил громилу в воздух, а когда он попытался встать с четверенек, нога Двадцать Второго уже нашла его челюсть.
Как же я ошибался во второй "кукле"! Когда он вышел на татами, я краем глаза увидел, что желтое лицо нашего сэнсэя-якудза неожиданно посерело.
