Шик. Супер.
Кабинет поражает воображение величиной и убранством. Две самые длинные стены закрыты шкафами с книгами, а на остальных висят старинные картины в золоченых рамах, богатейшая коллекция холодного оружия почти всех веков и народов, африканские маски и еще какая-то чертовщина, наверное, амулеты дикарей.
В одном из углов – мраморный камин с антикварными часами и креслом-качалкой перед ним; там же лежит огромный черный дог со свирепыми глазами беспощадного убийцы.
Пес при нашем появлении не издал ни звука и даже не шелохнулся, но мышцы под холеной лоснящейся шкурой напряглись, заиграли. Похоже, ему не нужно приказывать "Фас": одно лишнее движение, даже отдаленно смахивающее на угрозу жизни хозяина, – и внушительные клыки в мгновение ока разорвут горло незадачливого дергунчика.
– Присаживайтесь, молодой человек. Сюда, поближе, к свету… – Человек вынырнул из ниоткуда, беззвучно и внезапно. – Фу, Зорро! – резко приказал он вскочившему догу – видимо, псу я чем-то не понравился. – Не бойтесь, он у меня смирный.
Так я ему и поверил…
– Я не боюсь. – Как же, как же, наслышан…
Человек коротко хохотнул и уселся в фирменное кресло – вертушку с высокой спинкой.
Только теперь я рассмотрел его как следует.
Ему было уже немало лет. Сколько? Сразу и не определишь. Но за пятьдесят – это точно. Загорелое, обветренное лицо и подвижное, сухощавое тело указывали на то, что он не чурается физических упражнений и любит морские путешествия.
Седые волосы бобриком обрамляли огромный выпуклый лоб мыслителя, а жемчужной белизны зубы, как у голливудских кинозвезд, навевали крамольные мысли об их искусственном происхождении.
Прямой тонкий нос, чувственные, красиво очерченные губы, темные глаза, сверкающие молодо и остро, морщины проложены там, где нужно, и в том количестве, которое только украшает настоящего мужчину… Короче говоря, передо мною восседал в обтянутом натуральной кожей импортном кресле настоящий босс, джентльмен, хозяин жизни, не стесненный в средствах бонвиван, однако не чуждающийся и работы, конечно же приносящей только хорошие дивиденды.
И лишь одно несколько портило облик преуспевающего бизнесмена и обаяшки – руки. В отличие от уверенной, несколько вальяжной стати хозяина, они жили своей жизнью – беспокойной, нервной и отнюдь не благочестивой.
Покрытые татуировками, с узловатыми крепкими пальцами, поросшими жесткими черными волосами, руки никак не могли найти спокойного пристанища на матовой поверхности обширного письменного стола – барабанили по столешнице, сжимались-разжимались, что-то выискивали…
В СИЗО и в спецзоне я насмотрелся на обладателей подобных наколок, а потому мгновенно определил, что хозяин кабинета не раз вступал в спор с законом и, по воровским меркам, был по меньшей мере авторитетом.
Видимо заметив мой оценивающий взгляд, он поторопился спрятать руки под стол и сказал:
– Думаю, нам для хорошего разговора не помешает капелька виски. А?
Едва успели прозвучать его последние слова, как что-то щелкнуло, загудело, и в стене образовался зеркальный бар с великолепным набором спиртного в разнообразной формы бутылках с яркими наклейками.
– Спасибо, я не пью. – Похвально.
Он легко поднял свое тело из глубины мягких кресельных подушек, подошел к бару и налил в широкий хрустальный стакан янтарной жидкости с довольно приятным запахом.
– А я вот употребляю. Правда, не люблю разбавлять содовой или добавлять лед. Похоже, из меня никогда не получится настоящий янки.
Хозяин кабинета заразительно рассмеялся и вернулся обратно к столу.
Я не поддержал его веселье, сидел расслабившись и старался понять: как я здесь оказался, кто этот человек и что ему от меня нужно? Я мучительно пытался вспомнить что-то важное, но перед моим мысленным взором почему-то возникало только лицо курсанта, с которым я дрался на татами в тот день… в какой день?
Провал памяти…
Что я уже не в спецзоне, мне можно было и не говорить. И деревья, и небо, и запахи тут другие, не казенные.
Правда, и на полную свободу не похоже – охраны здесь понатыкано будь здоров. За занавесками, в шкафах…
Они что, боятся меня? С какой стати? Пока мне никто ничего плохого не сделал… однако, как я все-таки умудрился оказаться в этом ковровом раю?
– Ну и что вы придумали? – поинтересовался хозяин кабинета, с любопытством наблюдая за мной и потягивая виски.
– Ничего. У меня сейчас мозги набекрень.
– Потому-то я вам и предлагал выпить. Помогает собраться. А вы, я вижу, не шибко любопытный?
– Я не женщина. Надеюсь, меня сюда привели не для показа.
– И то верно, – охотно согласился он. – Есть разговор.
– Послушаем…
– Давай знакомиться. – Он решительно перешел на "ты". – Меня кличут Тимофеем. Тиша… – он хохотнул. – Такой себе тихоня, божий одуванчик… ха-ха-ха… Ох, люблю наводить тень на плетень… Хлебом не корми. Ну что же – тише едешь, дальше будешь, Тимофей Антоныч. Фамилия моя тебе ничего не скажет, так что называй меня Тимофеем Антоновичем.
– Рад был…
– Пока это по твоей витрине не видно. Но – всему свое время. А имя твое, мил человек, я знаю с давних пор. С очень давних. Еще когда мы с твоим бывшим шефом, которого ты кокнул, девок вместе щупали, а ты под стол пешком ходил. Но особо не переживай – он падлой был, падлой и подох. Поделом ему. Жаль, ты меня несколько опередил. Поговорить мне хотелось с ним. Ах как хотелось… По душам…
– Что так?
– Тебе это знать ни к чему. Да-а, загадал ты нам загадку. Еле отыскали тебя. Запрятали, будь спок. ГРУ – это не шуточки. Ну ничего, и мы кое-что могём… Ха-ха-ха…
– Зачем?
– А затем, что понравился ты мне. Особенно тем, как держался на следствии и на суде. Молодец, никого не вложил. А мог бы. Молодец! Такие люди, как ты, – на вес золота.
– Я свободен?
– Как птица.
– И могу прямо сейчас встать и уйти куда глаза глядят?
– Несомненно.
– Тогда зачем вы охраны здесь понатыкали? Больше, чем грибов после дождя.
– И это заметил! – восхитился Тимофей Антонович. – Нет, положительно я не ошибся в тебе. – Он нажал какую-то кнопку на выносном пульте, лежащем посреди стола. – Все, заметано, теперь, кроме меня и Зорро, здесь никого нет. Доволен?
– Так я пошел?
– Куда, дурашка? Без ксивы, без одежды и денег? Опять в спецзону? Понравилось там?
– Нет!
– То-то… Ты мертв, парень. Понимаешь – нету тебя, и все тут. Мало того – ты дважды мертв. И тело твое дважды сожгли в печи крематория. Во номер, а?!
– Мертв… – тупо повторил я: до меня только сейчас дошло, что теперь я никто, тень, воспоминание; но если меня узнают, то… я даже вздрогнул от такой "радужной" перспективы.
