— Искушений? — недоуменно переспросила я. — Что ты имеешь в виду?
Некоторое время она смотрела на меня.
— Ты хочешь выйти замуж, Джоанна?
— Нет, — ответила я, удивляясь собственной категоричности. — Я не встретила ни одного мужчины, с которым хотела бы связать свою жизнь. Все мужчины, каких я знаю, настолько несовершенны, настолько далеки от… от…
Маргарет, улыбаясь, взяла книгу «Le Morte d'Arthur»,
[10]
лежавшую на стуле у огня.
— От сэра Галахада и рыцарей?
— А что плохого в том, что ты ждешь от человека мужества и добродетельности? — спросила я.
Тут дверь в комнату распахнулась, и внутрь влетел Чарльз Говард. Помахивая деревянным мечом (явно взятым у одного из моих кузенов), он подошел к нам и заявил:
— Ничего плохого в этом нет!
Я запрыгнула в кровать и забралась под одеяло.
— Опять подслушивал у дверей, Чарльз? — вздохнула Маргарет. — Неужели не можешь найти себе какое-нибудь более достойное занятие?
— По правде говоря — не могу. На редкость скучный дом. — Чарльз низко склонил голову, а когда снова ее поднял, в глазах у него горели искорки. — Дамы, вам просто необходимо мое общество.
Я ждала, что он удостоит вниманием Маргарет. Моя кузина была чудо как хороша, и, где бы ни появлялась, мужчины поглядывали на нее с вожделением. Но Чарльз направился к моей кровати и ухватился рукой за столбик.
— Я мог бы подготовить тебя к встрече с мужчинами при дворе, — предложил он. — Тебе нужно будет научиться кое-каким штучкам, чтобы выйти за важного человека. Ведь именно на это рассчитывает твоя мать.
— Убирайся отсюда! — взвизгнула я, еще выше натягивая на себя одеяло. — Или я позову отца!
Чарльз рассмеялся, снова поклонился и задом направился к двери.
— Что же, судьба послала тебе редкий шанс, но ты его упустила, — резюмировал он, отвесив напоследок шутовской поклон. — Спокойной ночи.
Когда дверь за Чарльзом закрылась, я выбралась из-под одеяла и сказала:
— Какой отвратительный тип.
— Ну, положим, он совсем не так уж плох. — Маргарет пожала плечами. — Чарльз — младший сын в очень большой семье. Не повезло бедняге.
— Да брось ты, не хватало еще жалеть это ничтожество.
Маргарет ничего не ответила. Она долго хранила молчание, покусывая нижнюю губу. Мне было известно, что это значит: моя сестренка что-то задумала. И еще я знала, что, если в голове у Маргарет возникала какая-то идея, переубедить ее было очень нелегко.
— Джоанна, я хочу дать тебе кое-что. — Она сняла с шеи изящную цепочку с медальоном. — Ты знаешь, что это такое?
— Конечно. Подарок твоего отца. Это медальон из храма Святого Фомы Бекета.
[11]
— Давай посмотрим на него у огня, — предложила Маргарет.
К тому времени я уже успела немного успокоиться и последовала за ней.
— Я постоянно думаю о том, как этот человек умер, — сказала моя кузина, поднося медальон к огню, чтобы мы могли лучше разглядеть его: там были изображены четыре человека в рыцарских доспехах, стоявшие под развесистым деревом. — Король Генрих Второй ненавидел архиепископа Бекета. Как-то раз он воскликнул: «Да избавит ли меня кто-нибудь, наконец, от смутьяна-священника?!» Эти четверо откликнулись на королевский призыв. — Я знала эту историю: ее рассказывали в Англии каждому ребенку. Но сейчас еще раз выслушала Маргарет: казалось, она имела для нее какой-то особый смысл.
— И вот эти четверо отправились в Кентербери и спрятали свои мечи под смоковницей, которая росла рядом с церковью. Потом вошли внутрь и попросили святого Фому следовать за ними, но тот отказался. Тогда они вышли, взяли свои мечи, вернулись в церковь и изрубили епископа на куски, осквернив священное место. Так он стал мучеником.
Меня пробрала дрожь, хотя в комнате было жарко от потрескивающего в камине огня.
Маргарет вложила медальон в мою ладонь.
— Я хочу, чтобы ты сохранила его, Джоанна.
— Но я не могу взять этот медальон, он слишком дорог для тебя.
Моя кузина помедлила, словно опасаясь облечь мысль в слова, а затем все-таки произнесла:
— Я хочу, чтобы он защищал тебя, когда ты станешь фрейлиной.
Я знала, как сильно ненавидит Маргарет короля, который погубил ее отца. Она ни разу не сопровождала свою старшую сестру Элизабет, когда та бывала при дворе.
— Я все время буду при королеве Екатерине, — напомнила я ей. — Моя мать полностью доверяет королеве. И мне абсолютно нечего бояться, пока я нахожусь у нее на службе.
— Да, Джоанна, королева — чистая и благородная женщина. Но ты все-таки возьми этот медальон.
Я посмотрела в глаза Маргарет, в которых отражались умирающие язычки пламени из камина, и мне стало не по себе.
Я надела медальон на шею.
— Хорошо, кузина, я буду всегда его носить. Надеюсь, теперь ты больше не станешь беспокоиться обо мне?
Маргарет обняла меня.
— Спасибо, — прошептала она, и я, потрясенная, почувствовала у себя на щеке ее холодные слезы.
6
Лондонский Тауэр, май 1537 года.
Я понимала: тут что-то не так, слишком уж широкой оказалась кровать.
Каждое утро перед рассветом помощник ризничего звонил в колокол, я садилась, осеняла себя крестным знамением, потом шарила по полу возле своего соломенного тюфяка. Он лежал на полу у стены послушнической спальни рядом с тюфяком сестры Винифред с одной стороны и сестры Кристины — с другой.
В непроглядной темноте спальни мы на ощупь находили свои сложенные хабиты — они лежали рядом с тюфяками, куда мы клали их несколькими часами ранее, — и быстро одевались. Через несколько минут желтоватый свет начинал пробиваться внутрь сквозь щель под дверью: двадцать четыре монахини Дартфорда с зажженными лампами проходили мимо нашей комнаты парами, направляясь на лауды. Мы дожидались, когда пройдет последняя пара, а потом занимали свои места в конце и по каменным ступеням спускались в церковь.
Но сегодня утром кровать была слишком мягкой и широкой — я поняла это, дотянувшись пальцами до ее края. И не только это показалось мне непривычным. Густой теплый свет щекотал мои веки. Нежели солнце уже встало? Нет, это невозможно: ни одна монахиня или послушница в Дартфорде не могла проспать лауды. Даже если у нас болел живот, если горло жгло огнем, если чресла изнывали от месячных, мы все равно шли по каменному коридору на первые молитвы. В противном случае нас ждало строжайшее наказание на капитуле.
