— Почему вы так считаете? — спросила настоятельница.
Я показала куклу и объяснила, что ее обнаружили в день убийства рядом с гостевой комнатой, тогда как накануне вечером коридоры были тщательно убраны.
— Если я найду детей Вестерли, то смогу выяснить у них, что произошло на самом деле, — заключила я. — Мне они скажут правду, я уверена. А то, что я узнаю, поможет снять подозрения с брата Эдмунда.
Настоятельница отрицательно покачала головой.
— Не стоит вмешиваться не в свое дело, — возразила она. — Коронерское жюри уже вынесло решение. Как это ни трудно для нас, мы должны принять его.
— Но им были представлены не все факты! — Я не смогла сдержаться и возвысила голос.
Настоятельница шагнула ко мне и протянула руки, чтобы помочь подняться с колен.
— Мы все видели в брате Эдмунде истинного праведника, когда он служил здесь Господу. И мы скорбим вместе с сестрой Винифред, которая оплакивает его заключение в тюрьму. Но такова воля Божья, а Его пути, как известно, неисповедимы. Вот чему вы так и не научились, сестра Джоанна, — так это смиренно принимать волю Господа.
Она была права. Я не умела сдаваться и в отчаянии воскликнула:
— Verum est notus per fides quod causa!
Настоятельница, потрясенная, уставилась на меня.
— Истина познается через веру и здравый смысл, — быстро перевела я для тех, кто не знал латынь. — Мы в монастыре почитаем Божественную истину. Святой Фома Аквинский говорил, что вера и здравый смысл дополняют друг друга, а вовсе не вступают между собой в противоречие. И еще он сказал, что разум должен искать факты для здравого смысла. Позвольте мне найти детей Вестерли, чтобы выяснить факты.
— И как вы собираетесь сделать это? — только и сумела выдавить из себя настоятельница.
— Вместе с Джоном, нашим конюхом, — а он человек надежный — мы отправимся в дом, где живет отец Вестерли. Со дня убийства лорда Честера ребятишек никто не видел. Но Стивен Вестерли вернулся из Лондона, и сейчас дети, вероятно, находятся с ним.
Настоятельница всплеснула руками:
— Вы опять собираетесь нарушить правило затвора, сестра Джоанна? Неужели вы ничему не научились?
И тут у меня за спиной со скамьи раздался голос сестры Агаты:
— Позвольте мне сопровождать сестру Джоанну. Я прослежу, чтобы факты были собраны должным образом. — Сестра Агата подошла и встала рядом со мной. — Настоятельница, я не оставлю ее ни на минуту. А что касается затвора — в вашей власти позволить нам покинуть монастырь на короткое время.
Настоятельница погрузилась в молчание. Я замерла, боясь вздохнуть.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Я даю разрешение сестре Джоанне и сестре Агате отправиться в деревню вместе с Джоном, нашим добрым слугой и защитником. Но вы должны вернуться до наступления темноты, независимо от того, найдете детей или нет. А мы перенесем обсуждение ваших проступков на следующий капитул.
Я повернулась к сестре Агате:
— Спасибо.
Когда мы добрались до конюшни, первоначальные планы пришлось изменить. Быстрее всего в деревню можно было добраться верхом, но сестра Агата сказала, что вот уже лет двадцать как не ездила в седле. Поэтому Джон впряг двух лошадей в повозку, и мы сели сзади. Городок Дарем находился совсем близко, так что на дорогу не должно было уйти много времени.
Джон взмахнул вожжами, и мы поехали по монастырской дорожке.
Сестра Агата, сидевшая рядом со мной, нервно подергивала волоски, растущие у нее на подбородке. Я подумала, что она, вероятно, не выходила за пределы монастыря с тех пор, как стала послушницей.
— Почему вы поддержали меня? — спросила я.
— Дартфорд — это мой дом, сестра Джоанна. Скоро сюда приедут уполномоченные короля. Возможно, они прикажут закрыть монастырь… Разумеется, на все воля Божья. Но если в наших силах хоть как-то помочь себе, то мы должны попытаться. Если мы сумеем доказать, что брат Эдмунд не совершал этого страшного преступления, то нас, может быть, и не закроют.
Я обняла ее и прошептала:
— Спасибо.
Она обняла меня в ответ, пробормотав что-то невразумительное.
Я не была в Дартфорде с прошлой осени, когда отец привез меня в монастырь. Наша повозка грохотала по Хай-стрит мимо лавок, гостиниц, плотницких мастерских, пекарен, рыбных лавок и заведений портных. Хотя Дартфорд был не так уж и мал — я слышала, что здесь было около тысячи жителей, — многие его обитатели, кажется, были знакомы между собой. Они окликали друг друга на Хай-стрит, радостно восклицали, улыбались. Две плотного сложения женщины — одна с пакетом рыбы — весело смеялись над чем-то, стоя на площади перед приходской церковью Святой Троицы.
Нам никто не улыбался. Случалось, кто-нибудь махал Джону, сидевшему на передке и погонявшему лошадей, а нам с сестрой Агатой доставались лишь недовольные косые взгляды. Некоторые жители останавливались и смотрели на нашу повозку. Джон повернулся и извиняющимся тоном сказал:
— Это все из-за смерти лорда Честера. Они тут ни о чем другом и не толкуют.
Эти пристальные взгляды прохожих нервировали сестру Агату. Когда мы проезжали мимо кроличьего садка, толпа мужчин злобно уставилась на нас, и бедняжка с такой силой вцепилась в мою руку, что я сквозь плащ и хабит почувствовала ее ногти.
Посреди Хай-стрит в центре Дартфорда стоял огромный крест. Рядом располагалось большое здание рынка, откуда выходили люди с мешками зерна и ведерками рыбы. Одна хорошо одетая женщина расхваливала свой товар — сыры, уложенные в стоявший перед ней короб. Джон свернул на перекрестке за рынком, а миновав квартал домов, построенных наполовину из дерева, наполовину из кирпича, свернул еще раз.
Узкая улочка, по которой мы ехали теперь, была не столь ухожена, как другие. И дома здесь, на окраине, выглядели не так основательно. На некоторых я увидела соломенные крыши, хотя в городах это не поощрялось — боялись пожаров. При приближении нашей повозки стайка тощих куриц бросилась врассыпную. Впереди нас по улице шли два человека.
Я похлопала Джона по плечу:
— Далеко еще до дома господина Вестерли?
Конюх показал на дом в конце улицы:
— Вон он. Вестерли живут на верхнем этаже.
— Остановите, пожалуйста, здесь, Джон, и привяжите лошадей. Остальную часть пути мы пройдем пешком. — Мне пришла в голову мысль нагрянуть неожиданно.
Пока Джон, съехав на обочину, управлялся с лошадьми, мы с сестрой Агатой подошли к дому. Он был двухэтажный, деревянный, с двускатной крышей и широким дымоходом сбоку. Что ж, по крайней мере дети зимой не замерзнут.
Перед плотно закрытой дверью никого не было.
Двое мужчин, шедших впереди, остановились. Они развернулись и неприязненно уставились на наши монашеские одеяния. Я надеялась, что они позволят нам беспрепятственно войти в дом Вестерли.
