«Вот оно… — подумал Голд— — И что бы это ни было, мне это очень не по душе».
— Дело чрезвычайной важности не следует решать впопыхах, — заговорила Ньямх. Ее тихий голос, казалось, прогремел в зале. — Сейчас мы прервемся и обдумаем его на досуге. Между тем их величества Оберон и Титания отбудут на турнир. Вы приглашаетесь поучаствовать в нем в качестве почетных гостей.
— О дьявол! — тихонько ругнулся Моррисон.
Голд быстро взглянул на него. Ему показалось, что бард сейчас лишится чувств: его лицо вдруг побелело и губы скривились.
— Шин? С тобой все в порядке?
— С большим удовольствием и радостью мы присоединимся к их величествам, — поклонился Моррисон. — Правда, Лестер?
— О, конечно, — подхватил Голд. — Турнир — это замечательно!
Все по очереди раскланялись, затем эльфы опять отвернулись посовещаться. Голд же повернулся к Моррисону.
— Черт, черт побери! — с чувством прошипел бард.
— Шин, растолкуй, пожалуйста. На что мы только что дали согласие и почему мне, когда я взглянул на выражение твоего лица, очень захотелось лететь сломя голову к ближайшему выходу?
— И думать не смей, — резко ответил Моррисон. — Попытка уйти сейчас равносильна смертельному оскорблению. Ты не успеешь дойти до двери, как расстанешься с жизнью.
— Похоже, мы в беде, а?
— Можно и так сказать. Фэйрия всегда славилась своими состязаниями — в силе и ловкости, мудрости и мужестве. Вы уже видели дуэль и познакомились с их принципами заключения пари, но самое крутое здесь происходит на Арене. Они устраивают такие шоу, что повергли бы в шок римских завсегдатаев гладиаторских боев. Себя-то они умертвить не в состоянии, зато обожают наблюдать, как это делают другие существа. И чем страшнее и изобретательнее способ убийства — тем интереснее. На Арене идут бои до смертельного исхода: человек против эльфа, люди против разного рода тварей. Условия боев самые разнообразные. И то, что человека пригласили на турнир не в качестве пушечного мяса, — большая редкость.
— Неужели все так страшно? — нахмурился Голд.
— Жуть. Потянет блевать — сделай это осторожненько, чтоб никто не видел, а то почтут за оскорбление. И что бы там ни стряслось, боже вас упаси хоть что-то сказать или сделать: жизнь для вас закончится последним подвигом там же, на Арене.
— Я не хлюпик, — вскинул голову Голд. — И в жизни кое-что повидал.
— Только не такое, — покачал головой Моррисон. Краска вернулась к его щекам, тем не менее выглядел он будто после тяжелой болезни. — Вся штука в том, что отказаться мы не можем Согласно их принципам, эльфы оказывают нам великую честь.
— Хороша шуточка, — вздохнул Голд. — Простите, если я посмеюсь попозже.
Оберон и Титания неспешно поднялись на ноги, и Двор Унсили притих. Два правителя повернулись лицом друг к другу, и в этот момент словно тень промелькнула между ними — тень недобрая, зловещая. Голд почувствовал, как мурашки побежали по телу, когда король и королева безмолвно смотрели в глаза друг другу. И вновь в воздухе повисла напряженность, будто что-то могущественное и неизбежное должно было вот-вот разразиться, — как за мгновение перед сполохом молнии в грозу. Напряжение росло неумолимо, а затем вдруг резко спало, потому как все переменилось. Земля ушла вдруг у Голда из-под ног, и тут же мягким толчком вернула ногам опору, и он вытянул руку, удерживая равновесие. Полумрак Двора исчез, и его сменил раздражающе яркий свет. Голд беспомощно озирался по сторонам, ощущая на лице порывистый ветер. Зал Двора исчез, и теперь они с Моррисоном очутились на цветисто украшенном королевском стадионе с трибунами, до самого верха заполненными рядами кресел, и глядели на широкую Арену, расположенную под открытым небом.
Арена являла собой широченный овал, засыпанный песком, без бортов и разметки, и на трибунах вокруг нее расположились в соответствии со степенью знатности тысячи и тысячи эльфов. Чем-то первобытным и зверски жестоким веяло от песчаного ристалища. Это было место не для игр, не для бега и не для состязаний атлетов. Это было место, куда приходили сражаться и умирать, и грубо разровненный граблями песок напьется крови или победителя, или побежденного — с одинаковым безразличием. Оторвав взгляд от Арены, Голд поднял голову. Небо было жгуче-малиновым, будто охваченное пламенем. Ни солнца, ни звезд — зловещий кровавый купол. У Голда вдруг перехватило дыхание, словно он выглядывал из-за края бездонного обрыва и вот-вот должен взмыть вверх, в кипящее небо. Он покрепче схватился за бортик обеими руками, и неприятное чувство отпустило. Осторожно оглянувшись, Голд увидел два свободных кресла — простых, но удобных — и, сделав шаг назад, с облегчением рухнул в одно из них и глубоко, протяжно вздохнул. Затем посмотрел на Моррисона, все еще стоявшего у бортика и глядевшего на Арену с предчувствием беды.
— Шин! Где мы, черт возьми? Как мы сюда попали?
— Это Арена. И мы здесь по велению короля и королевы. Их слово — закон. Даже время и пространство подчинены монаршей воле.
Голд решил поразмыслить об этом позже. В этот день на него свалилось уже достаточно встрясок и огорчений, и ему необходимо было отдохнуть физически и морально. Моррисон с неохотой отвернулся от Арены и тяжело опустился в кресло рядом. Он уже подрастерял свои дерзость и самонадеянность, и по его внешнему виду это было очень заметно. Явно другого ожидал Шин от аудиенции во Дворе. Чтобы руки не тряслись, он сжал ладони с такой силой, что побелели костяшки пальцев, но буквально через мгновение его взгляд вновь устремился к песчаному овалу внизу.
«Он уже видел это, — подумал Голд. — И знает, что нас ждет. Потому и боится».
Эта внезапная догадка удивила Голда. Страха он не чувствовал. Тревогу — да, и любопытство. Его вообще было трудно напугать: за годы своих приключений в роли Мстителя он навидался и странностей, и жестокостей, душа его закалилась, и мало что могло выбить Голда из колеи. При всем уважении к молодому барду он не думал, что эльфы в состоянии поразить чем-либо превосходящим по силе впечатления его былые невероятные подвиги. Откинувшись на спинку кресла, Моррисон изо всех сил старался выглядеть сдержанным и спокойным. Голд дал барду секундочку обрести второе дыхание, а затем наклонился к нему.
— А ты ведь был на турнире раньше, так? — тихо спросил он, и бард нервно кивнул.
— Дважды. Удостоился великой чести. Самое интересное, что эльфы знают, как реагируют люди на это, поэтому иногда они используют турнир, чтобы… испытать тебя. Чтобы отделить ягнят от тигров.
— И какова дальше судьба ягнят?
— Их больше не приглашают. Ни на турнир, ни ко Двору. В Фэйрии слабых презирают. Вот почему эльфы так расстроены предсказаниями. За время своего существования они ни разу не оказывались лицом к лицу с угрозой для своего существования. Они напуганы. А страх для них — наихудшее и наипрезреннейшее проявление слабости.
Голд медленно кивнул. Множество вещей стало обретать для него смысл.
