Лишь в последний момент какой-то инстинкт шепнул «берегись», и он остановился, резко развернулся и чуть не столкнулся с высоченным металлическим автоматом. Тот маячил перед ним, словно башенные часы. Тускло блестевшие медные и серебряные детали его механизма тихонько тикали, вращались колесики, качались якори. Металлические руки выбросились вперед ухватить Моррисона, но тот легко увернулся. Бард кружился, пританцовывая, вокруг автомата, весь красный от злости на себя: как глупо он попадается уже второй раз. Нет, так легко Время его не остановит.
Кидаясь к автомату и мгновенно отскакивая, он лупил по нему и толкался, умудряясь при этом оставаться вне пределов досягаемости. Ходячая железяка была достаточно проворной и сильной, чтобы схватить обыкновенного человека, но ведь Моррисон некоторое время жил в стране-под-горой. Наконец, потеряв терпение, бард ухитрился сделать автомату подножку, и тот рухнул на пол. Моррисон оставил его барахтаться, как перевернутая на спину черепаха, и побежал дальше. Теперь надо быть готовым ко всему. В галерее Мощей друзей у него не было.
Моррисон трусцой бежал по коридору, экономя силы и ускоряясь напротив темных углов, ниш и редких тупиков, чтобы уворачиваться от автоматов, бесшумно выплывавших из настенных картин. По-видимому, старик был слишком увлечен тем, что занимало все его время в последние дни, чтобы обратить внимание на беспрепятственно передвигающегося по его галерее человека, однако неизвестно, как долго это свободное передвижение будет продолжаться.
Моррисон продолжал бежать, все так же уворачиваясь от автоматов, где было можно, и исполняя свой «танец», где увернуться не удавалось. А с картин неслись крики, вой и завораживающие своей жутью звуки беснования и насилия. Но вот наконец Шин добрался до рабочего кабинета Времени и на мгновение остановился перед дверью перевести дыхание. Совершенно ни к чему показывать Времени, что он волнуется. Моррисон глубоко вздохнул, тычком открыл дверь и вошел, как к себе домой. Главное — это первое впечатление.
К сожалению, первое впечатление досталось пустой комнате. Нахмурившись, Моррисон огляделся. Все здесь было почти так же, как в прошлый раз: изобилие психоделики в оформлении и подсветке кабинета в стиле теста Роршаха шестидесятых.
[16]
Узоры света кипели и пузырились на стенах, и воздух был до густоты насыщен ладаном. По полу были разбросаны диванные подушки, а в углу стоял невероятных размеров кальян. Цветы и приметы умиротворения и покоя были повсюду в комнате, и тихое бренчание гитар струилось из невидимых динамиков. Моррисону было почудилось, что он каким-то образом вернулся в день и час своего прошлого визита. В некоторой степени это даже напоминало возвращение домой… Но мысль эту пришлось отбросить. Он не может позволить себе распахнуть душу перед Дедом. Более того, подобные мысли опасны. Они ведут точнехонько к Двери в Вечность.
— Какого дьявола тебе здесь надо?!
Моррисон искренне улыбнулся, когда за его спиной прозвучал хриплый голос. Неспешно развернувшись, он дружески кивнул молодой панкуше в черной коже и цепях, стоявшей у двери, которой мгновение назад в комнате не было.
— Дорогая Мэд, ты, как всегда, неизменна. Это часть твоего очарования.
— Заткнись, Моррисон. — Сдвинув брови, Маделейн Креш пошла на него. — Тебя здесь не ждали. И никого вообще не ждут. Время никого не принимает.
— Меня примет, — беззаботно проговорил бард. — У меня к нему очень серьезный разговор.
— Слушай, евнух, Время изолировал себя и закрылся на ключ. Он не встречается даже со мной. Так что можешь топать обратно. Чем бы Время ни занимался, беспокоить его запрещено.
— Разве я не сказал, что ты сегодня на удивление отвратительно выглядишь?
— Лесть тебе не поможет.
— Да ладно, Мэд, дела плохи, и ты это знаешь. Никогда прежде Время не устранялся от дел, если возникали непредвиденные ситуации. Ты к нему ближе, чем кто-либо. Не заметила ли ты в его поведении в последнее время чего-нибудь… необычного?
Мэд страдальчески сморщилась, размалеванная маскировочным черно-белым макияжем маска на несколько мгновений стала лицом беззащитной девчонки.
— По нему трудно судить, но… Да, заметила. С утра до ночи мотается по галерее взад-вперед, глазеет на картины. А если учесть, что он и так может их всех отлично рассмотреть не только из галереи, а отовсюду, то я чуть не свихнулась, гадая, что это с ним. Или чего он выискивает. Он отозвал сюда все свои автоматы, и не думаю, что хоть один остался в городе. А еще он перестал со мной разговаривать. Обычно-то он уже с утра заводил разговоры о своей работе и о том, какие ценные уроки я могу извлечь, если буду внимательно за ним наблюдать. Короче, заставить замолчать его было трудно… Он очень изменился. С тех самых пор как здесь побывал Джеймс Харт, Время стал какой-то… растерянный.
— Ты видела Джеймса Харта? — Моррисон взглянул на нее с новым интересом. — Какой он?
— Да никакой. Обыкновенный, как ни странно. По тому, как Время о нем рассказывал, я решила, у Харта две головы и под мышкой портативная термоядерная пушка. А как увидела его — думала: сопляк сопляком… пока Джек Фетч не упал перед ним на колени и не поклонился.
— Ты сама видела? Что-то не верится…
— «Не верится»… Я сама, когда поверила, чуть не сдохла от страха. Сам посуди: если нельзя положиться на Джека Фетча, на кого тогда вообще можно? В тот момент мне следовало задуматься: если Джек Фетч свихнулся, то следующим, и очень скоро, будет Дедушка-Время. Правда, Шин, не могу я тебя к нему пустить. Время не разговаривает даже со мной. После всего, что я для него сделала, он… Он просто неблагодарный ублюдок. Почему он не доверяет мне? Он вполне мог бы доверять мне во всем, неужели я не заслужила? Нет, здесь что-то не так. Помимо всей той чертовщины, что творится в городе. Я, конечно, могу ошибаться, но… По-моему, Время напуган.
— Напуган? Да ведь он бессмертный, неуязвимый, всезнающий и чуть ли не всемогущий. Что, черт возьми, в состоянии напугать его?
— Не знаю. И не думаю, что хочу знать. Мне просто очень-очень хочется, чтобы все это поскорее кончилось и жизнь вернулась в прежнее русло. Короче. Не морочь мне голову и топай отсюда, пока я не вырезала тебе на лбу мои инициалы.
— Мэд, как у тебя язык поворачивается после всего, что было между нами?
— Ничего между нами не было! Чувства у меня к тебе ровно столько, сколько я испытываю к той грязи, что соскоблила утром со своих башмаков. В общем, поскольку Времени тебе не видать, советую проваливать, пока все выступающие части тела у тебя на месте и нормально функционируют.
Моррисон окончательно понял, что улещивать Мэд — почти гиблое дело, но тем не менее упрямо решил продолжить: ничего другого не оставалось. Он обворожительно улыбнулся девушке, а затем оба они вдруг резко огляделись по сторонам, услышав приближающиеся по коридору шаги. Около дюжины автоматов Времени гуськом зашли в кабинет. Развернувшись веером, они блокировали дверь, и Моррисон стал медленно пятиться, беспокойно переводя взгляд с одного автомата на другой. В их безжизненных нарисованных лицах не было и тени чувств, но в продуманных и неторопливых движениях сквозила такая леденящая угроза, что у Моррисона кровь в жилах застыла.
