— Ну уж дудки этому Орфею! — сквозь зубы проговорил великий криминалист.
* * *
Антонина ждала. Ждала в начале представления, ждала перед своим номером. И даже после финала не теряла надежды. Она так хотела увидеть своего Аполлошу. Так хотела услышать слова раскаяния и прощения. Она бы, конечно, помучила его, но потом простила бы. И у них снова стало бы все чудесно и хорошо. Сердце актрисы отходчиво и много может вместить любви, если с ним правильно обращаются.
Но Лебедев не появился. Не пришел, когда он был так нужен. Когда она страсть как хотела его увидеть. Страсть так и кипела в ней.
Антонина стояла в театральном ресторане, держа дурацкий букет, и старалась отыскать в сигаретном дыму знакомый силуэт. Ничего выдающегося, как Аполлон, ей не попалось.
И тогда Антонина обиделась. Той самой черной женской обидой, которая не прощает и взывает к отчаянной, бессмысленной мести. В этот миг она возненавидела Лебедева с такой силой, что сама испугалась. Как бы не отравить сгоряча.
Нервно поправив прическу и взяв себя в руки, Антонина осмотрелась. Сейчас ей был нужен хоть один заинтересованный мужской взгляд. Он нашелся тут же.
Высокий господин, правда, не такой высокий, как Лебедев, с приятными усами (ну не такими приятными), улыбался, не отводя от нее взгляд. Антонина благосклонно ответила. Господин подскочил, попросил ручку для поцелуя у блестящей актрисы, осыпал комплиментами и посадил за свой столик.
Антонина ощутила, что проваливается в сладкий дурман. Быть может, потом станет стыдно, но сейчас ей все равно. Раз он так поступил с ней, то и она свободна проводить время с кем вздумает.
Не прошло и часу, как ей предложили продолжить в более приятном месте. Антонина не возражала, ей уже было все равно, тонуть так весело.
У приятного господина оказался свой выезд. Она уселась на мягкий диванчик кареты и постаралась выкинуть из головы все чувства, что назло возвращались. Забыть, забыть, только веселье! Новый знакомый обещал незабываемые развлечения.
Карета неслась по пустому городу. Антонина смеялась и пила шампанское, откуда-то взявшееся. В сладком дурмане только одно тревожило: все ей казалось, будто кто-то за ней следил. Это была полная глупость, но все же Антонина не могла отвязаться от странного чувства. При этом она была уверена: Аполлон не опустится так низко, чтобы послать за ней своих филеров.
Антонина прижалась к надежному мужскому плечу и забыла обо всем.
* * *
Жажда отступила. Было спокойно и тепло. Слушать звуки засыпающего города. Слушать ветер, стучащий ставнями. И не страдать.
Так хорошо, когда не надо бороться. Когда голоса молчат. Уснули они, что ли?
Эй, вы уснули?
Молчат. А может, их никогда и не было. Может, все это приснилось. Жизнь ведь сон. И все мы чьи-то сновидения. И все это приснилось. И голоса, только обрывки снов. Вот сейчас можно дразнить их сколько хочешь, а они и слова не скажут. Куда им, их ведь нет.
Теперь все будет по-другому, теперь все кончилось. И никогда не вернется. И все забудется и уйдет в глухие воспоминания. Их можно засунуть в чулан, пусть там пропадают. Теперь все будет хорошо.
Как легко. Как просто.
Что это?
Вроде колокольчик звякнул. Нет, не может быть. Это за стеной или на улице ямщик с бубенцами проехал.
Тихо?
Конечно, тихо… Вот и послышалось, вот и нет ничего. Вот и хорошо…
Что?
Нет… Нет… Я тебя не слышу. Уйди… Ты только сон…
Оставьте меня…
Нет… Опять…
* * *
Екатерина Семеновна рвалась из дома. Но назло себе находила занятия. Перебрала фотографии, которые давно пора было вставить в рамки. Перестелила постели. Вытерла подоконники и оправила шторы. Вышла на кухню и бесцельно погремела кастрюлями. Мелкие хлопоты, которые стали частью ее натуры, маленькими радостями налаженного семейного быта, всегда успокаивали и поднимали настроение. Но сегодня, сколько ни терла чашки, ни бралась за метелку с совком, все только раздражало. Становилось хуже. Она не находила себе места. Занятия для рук не освобождали мысли от вопроса, что стучался в висках и заставлял учащенно биться сердце.
Паника разжигала веселый огонек. Ей казалось, что уже все знают и каждый подозрительно смотрит, осуждающе и презрительно. Даже горничная прятала глаза, словно обо всем догадывалась. Екатерина Семеновна накричала на нее, чего никогда не позволяла, и выгнала гулять с младшей дочкой, приказав раньше обеда не возвращаться. Она надеялась, что одиночество и покой дома развеют ее страх. Но тишина с тикающими часами словно дразнила и шептала: вот-вот-вот все раскроется, тебя схватят и отправят в Сибирь. С тишиной нельзя было спорить.
Екатерина Семеновна зажала уши, зажмурилась и приказала себе прекратить панику. Такого с ней никогда не случалось. Жизнь ее с давних пор текла, как тихая речка в благоустроенном русле. Выйдя замуж чуть позже обычного — в двадцать один год, — она принесла в семью не столь уж солидное, но существенное приданое. И всегда пеклась об одном: чтобы ее супруг мог спокойно и уверенно продвигаться по карьерной лестнице. И вот уже к тридцати восьми годам он коллежский советник, твердое положение, виды на продвижение и солидный достаток в доме. Старшая дочь уехала в Москву к родственникам, где вскоре должна выгодно выйти замуж. Младшая, всеобщая любимица, ее радость, растет умной и красивой девочкой. Нечего больше желать. И если бы не случившееся, Екатерина Семеновна могла считать себя вполне счастливой женщиной.
Теперь устроенный мирок сдует ураганом от одной ее глупости. От слабости, которой поддалась. А ведь надо было не слушать никого, закрыть глаза и перетерпеть. И все бы кончилось. И все бы пошло как прежде. А теперь как прежде у нее уже не будет. Не знала, не имела опыта, вот и попалась. Слишком спокойной и мирной была ее жизнь. Казалось, что дурное случается с кем угодно, только не с ней.
Побродив по комнатам, она поняла, что больше не может оставаться одна. Иначе наделает глупостей: в окно выбросится или мышьяка наглотается. В какой-то миг Екатерине Семеновне показалось, что это единственный выход. Покончить все разом, чтобы позора не сносить. Это искушение она отложила на самый крайний случай. Если совсем припрет. Нельзя оставить дочку без матери. А вдруг все еще образуется. Вдруг страх исчезнет, и она вздохнет с облегчением.
Екатерина Семеновна накинула меховую накидку, пристроила шляпу и открыла дверь. В проеме стоял молодой человек и смотрел прямо на нее. От неожиданности дама попятилась, что при ее комплекции было трудно. Она сильно стукнулась спиной о косяк. Незнакомец смотрел прямо, не мигая. Было в его голубых глазах что-то такое, что буравчиком ввинчивалось в сердце и вынимало душу. Словно уже знал все и только пришел, чтобы получить признание и тут же надеть кандалы. Скорее всего, этих ужасов во взгляде гостя не было и все это Екатерина Семеновна навыдумывала. Необъяснимым женским чутьем она поняла, что этот юноша пришел за ней, пришел из полиции, и теперь начинается самое страшное. Приближается медленно и неотвратимо, как нож во сне, от которого некуда бежать.
