Немецкие истребители их не преследовали. Похоже, у них был жесткий приказ начальства: расчищать бомбардировщикам дорогу и обеспечивать им прикрытие над целью, не ввязываясь без особой нужды в схватки с русскими. Поэтому МиГи без происшествий вернулись на аэродром, произвели посадку.
Зарулив на стоянку, Андрей на какое-то время потерял командира из виду. О том, что произошло дальше, он узнал от прибежавшего приятеля своего техника. Тот был очень взволнован, говорил сбивчиво и с жадным любопытством почему-то смотрел на Лямина. В слова механика верилось с трудом. Тот уверял, что будто бы особист только что арестовал Гречанина. Но вскоре эта информация подтвердилась. По приказу комиссара личный состав полка был по тревоге выстроен на летном поле для публичной экзекуции. Оказалось, что свидетелем бегства советских истребителей оказался сам командующий фронтом. Он как раз прибыл на наблюдательный пункт на Мамаевом кургане и видел, как вместо того, чтобы хоть как-то попытаться прикрыть ключевую высоту от налета немецких бомбардировщиков, пара «сталинских соколов» без боя уступила врагу дорогу.
Взбешенный Тимошенко приказал сразу после приземления расстрелять дезертиров. Но по неизвестной причине Ля-мин не разделил печальную участь своего командира. Можно было предположить, что за то короткое время, пока грозный приказ спускался из штаба фронта до уровня полка, кто-то из здравомыслящих начальников взял на себя ответственность его подкорректировать. Ведь в истребительной авиации главные решения принимает ведущий звена или пары, а ведомые обязаны выполнять его приказы. Лямина даже арестовали не сразу, а только сутки спустя. Так что за казнью командира он наблюдал из строя сослуживцев.
Майора привели под конвоем солдат аэродромной охраны. При аресте с гимнастерки Гречанина «с мясом» сорвали ордена, сняли ремень. У арестованного было абсолютно белое, неподвижное лицо, как у покойника. Пока комиссар зачитывал короткий приговор, бывший майор стоял, слегка пошатываясь, и глядел себе под ноги. Только когда особист стад вытаскивать из кобуры пистолет, Гречанин начал что-то торопливо говорить комиссару, с которым до всей этой печальной истории был очень дружен. В строю слов бывшего комполка почти не было слышно. До Лямина донеслись только обрывки отдельных его фраз. Гречанин что-то говорил о своей жене и детях. Видимо, он просил бывшего друга позаботиться о своей семье. Потом грохнул выстрел…
* * *
На протяжении всего рассказа следователь ни разу не перебил Лямина. Лишь иногда он делал какие-то пометки, да и то не в личном деле подследственного, а в небольшом блокноте. Когда Лямин закончил говорить, чекист подытожил:
— С ваших слов следует, что вы как будто ни в чем не виноваты. Даже напротив: выполнили приказ непосредственного командира. А между тем приказ Народного комиссара обороны за номером 227 прямо говорит: «Ни шагу назад!»
На несколько секунд задумавшись, майор бегло процитировал по памяти строки названого документа: «Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины…».
— То есть вы фактически отступили с боевой позиции вместе со своим командиром. Вы это понимаете, Лямин?
Андрей подавленно молчал. С того момента, как расстреляли майора Гречанина, он не надеялся на снисхождение. Единственное, чего он желал, чтобы поскорее как-то решилась его судьба. Хуже всего было жить в состоянии выматывающей неопределенности.
Но неожиданно следователь заговорил о том, что, даже несмотря на всю тяжесть совершенного Ляминым преступления, советская власть не рассматривает его как неисправимого преступника.
— Вы хороший летчик. Я навел справки: за вами числятся четыре сбитых самолета врага.
— Три, — машинально поправил Андрей.
— Не принципиально. Главное, что вы хороший храбрый летчик. Сейчас на фронте острая нехватка квалифицированных авиационных кадров. Так вот, есть распоряжение за определенные преступления направлять грамотных представителей вашей воинской специальности в особую авиационную штрафную часть.
Лямин не верил своим ушам. Он много слышал о пехотных штрафбатах, но об авиационном подразделении такого рода — впервые.
— Вы понимаете, Лямин, какое советская власть оказывает вам высокое доверие? Ведь вам снова доверит самолет и дадут возможность искупить вину в бою.
Следователь стал рассказывать Андрею, что, честно сражаясь, он даже сможет вернуть себе офицерское звание и ордена. Также по представлению командования в будущем его могут перевести в обычную часть.
— Если вы согласны, подпишите это. — Чекист подвинул Лямину какой-то листок. Андрей взял его. Но он был так взволнован, что никак не мог сосредоточиться на тексте. Все мысли Андрея крутились вокруг главной новости: ему оставляют жизнь, но главное — он снова будет летать!
Видя его состояние, следователь с понимающей улыбкой вновь протянул ему пачку с папиросами:
— Да вы не спешите. Читайте спокойно. Самое страшное для вас уже позади.
Предлагаемый Лямину документ был приложением к приговору трибунала. А точнее — это была своеобразная расписка. Будущий штрафник брал на себя обязательство не совершать вынужденную посадку в тылу немцев, не покидать с парашютом подбитый самолет над вражеской территорией, не выходить из боя без приказа командира. За нарушение любого из двадцати восьми пунктов данного документа он автоматически приговаривался к немедленной смертной казни. Также репрессиям подлежали его родственники. В тексте были указаны адреса матери и всех членов семьи старшей сестры Лямина.
Еще в документе имелся странный пункт, обязывающий нижеподписавшегося сотрудничать с органами военной контрразведки. Следователь особо остановился на этом месте в тексте. Он пояснил Андрею, что тот обязан раз в месяц составлять для начальника особого отдела части небольшую докладную записку о настроениях сослуживцев и командиров, о подозрительных разговорах и прочих происшествиях.
— Это будет лучшим проявлением благодарности с вашей стороны, — голос следователя зазвучал совсем по-дружески. Он даже впервые назвал арестованного просто по имени: — Ведь в моей власти, Андрей, было придать твоему делу такой вид, что тебе не то что самолет, даже винтовку не доверили бы. А так ты еще станешь полковником, вот увидишь.
После того как Лямин поставил под документом свою подпись, довольный следователь заговорщицки ему подмигнул и снова зачем-то вышел из-за стола. Он направился к высокому шкафу, что стоял у двери, а вернулся с парой сапог. День назад их снял с Андрея безоговорочно верящий в свою счастливую звезду Жора Пляжник. Но в отличие от вора Лямину действительно посчастливилось в этот раз обмануть смерть.
* * *
На аэродром отдельной штрафной авиагруппы Лямина привезли под конвоем. Принять арестованного должен был лично командир части. Но оказалось, что он недавно вылетел на задание.
