Но на этом злоключения Церадзе не закончились. После выписки из госпиталя он на некоторое время вернулся в свой полк. Правда, Георгий слышал, что есть приказ всех бывших в плену отправлять на проверку. И хотя командир полка пообещал, что не отдаст его, но вскоре пришел приказ — и комполка только развел руками.
А потом лоснящийся от сытой тыловой жизни следователь НКВД обвиняюще допытывался у человека с изувеченным в бою лицом: «Почему ты не застрелился, а сдался в плен?»
Но на удачу Церадзе, пока он лежал в госпитале и проходил проверку, произошло советское контрнаступление под Москвой. И, в частности, была освобождена и деревня, где его допрашивали эсэсовские фельджандармы.
Надо было также отдать должное следователю, ведущему дело Церадзе, он не поленился лично съездить на место событий и нашел дочь хозяйки избы, в которой размешался отдел полевой полиции. Выяснилось, что, пока шел допрос советского летчика, девочка лежала на печи в соседней комнате и все слышала. Она показала, что немцы страшно злились, что летчик их обманывает, и всячески издевались над ним.
Эти показания решили все дело. Как прошедшего проверку Церадзе выпустили из НКВД, но, тем не менее, клеймо «бывший в плену» уже прочно прилипло к нему. В Управлении кадров ВВС Георгию сообщили, что есть распоряжение бывших пленных даже после проверки не восстанавливать на летной работе. В лучшем случае он мог рассчитывать на должность преподавателя теоретической дисциплины в авиаучилище или мелкого исполнителя в БАО.
[102]
Но Георгий желал воевать! Только занимаясь боевой работой можно было забыть о личной драме и ощутить себя не изувеченным калекой-уродом, а нужным для дела специалистом. Честно сражаясь, он мог искупить свой грех перед близкими людьми.
После очередного отказа Церадзе случайно столкнулся в коридоре Штаба ВВС со знакомым еще по испытательной работе летчиком. Тот теперь командовал бомбардировочной бригадой. Оказалось, что приятель наслышан об истории Церадзе, и даже вполне согласен с тем, что ему не дают направление в летную часть:
— Ты, Георгий, на меня не обижайся, но я бы тебя тоже в свою бригаду не взял. Ну сам посуди: приходит молодое пополнение: парням надо летать, вживаться, а они, глядя на тебя, будут думать о том, что и с ними такая беда может приключиться.
Также приятель был полностью согласен с руководством и в том, что нельзя по-прежнему доверять тому, кто однажды нарушил присягу и сдался в плен:
— Если будем добренькими — армия развалится… Нет, генацвали, тебя теперь разве только какой-нибудь анархист к себе летать возьмет… Хотя постой! — спохватившись, вдруг хлопнул себя по лбу знакомый. — Как же я сразу не докумекал! Тебе же нужен Анархист — Нефедов Борис! О его штрафной банде шальная слава по всем фронтам идет. Такое вытворяют, циркачи, что туши свет! Может, он тебя и возьмет. У Нефедова во всем — особый фасон. Цыганистый мужик. Хотя летчик и командир — от бога!
В качестве анекдота про упомянутую личность советчик тут же поведал Георгию нашумевшую историю про то, как однажды Нефедов пригнал на свой аэродром немецкий «мессер» и вынудил полностью деморализованного пилота-словака совершить посадку. А потом целый месяц летал на добытом «мессершмитте» за линию фронта — на разведку и свободную охоту. «Завалил» пятерых немцев.
Но в конце концов в штабе армии прознали про трофей. Нефедову пришел приказ: немедленно передать немецкий истребитель для испытаний в НИИ ВВС.
— Прибыл забирать «мессер» летчик из соседнего гвардейского полка, важный такой майор, — в лицах продолжал свой рассказ знакомый Церадзе. — И решил он, перед тем как отогнать самолет в Москву, тоже разочек слетать на нем на «свободную охоту». Уж больно соблазн был велик — по-легкому записать на свой счет пару побед. И потом, какой летчик откажется от возможности хотя бы раз полетать на машине с мерседесовским мотором. Но немцы к тому времени уже спохватились и вели охоту за «русским “мессером”». В общем, при подходе к линии фронта майора сшибают, а на земле ему, горемыке, еще и пехота крепко по зубам и ребрам добавляет. Хорошо еще, что не убили. Но самое интересное, что по этому поводу командующий изрек следующее: «То, что позволено Анархисту, лучше от греха подальше не повторять никому другому».
Глава 18
В Испании советским добровольцам первое время приходилось воевать на допотопных «бреге», «ньюпорах», «фоккерах». Главными же их противниками были: немецкий истребитель «Хейнкель-51», на котором летали пилоты из легиона «Кондор»,
[103]
и итальянский «Фиат CR.32».
[104]
Это были современные машины. Не удивительно, что, несмотря на мужество русских пилотов, вначале они гораздо чаще терпели поражение, чем сбивали вражеские самолеты.
Гибель товарищей Борис переживал очень тяжело. Каждый раз трудно было привыкнуть к мысли, что молодой здоровый парень, с которым ты еще утром дурачился по дороге из казармы в летную столовую или делился сокровенными мыслями — лежит в сухой испанской земле. Утешением летчикам, пережившим очередной полетный день, могли служить слова лидера испанских коммунистов — легендарной «Пассианарии» — Долорес Ибаррури: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». И они сражались, часто имея весьма призрачные шансы вернуться на базу.
В эти месяцы Нефедов много раз бывал на волосок от гибели и долго не мог добиться победы. Он даже начал сомневаться в своей способности сбивать самолеты противника: «Одно дело классно летать в мирном небе и стрелять по учебным мишеням, — порой думал он, пребывая в мрачном настроении, — и совсем другое — точно поразить настоящего врага».
Страшно ли ему было? Еще как! Как человек с развитым воображением Борис невольно примеривал на себя судьбу Васьки Гаранина, которому в госпитале удалили правый глаз после неудачной аварийной посадки, Петра Савченко, расстрелянного вражескими пилотами, когда он, выпрыгнув из подбитой машины, опускался на парашюте, Филипчука Михаила, погибшего четыре дня назад…
Да, Борис испытывал страх перед возможной смертью или тяжелым увечьем как любой нормальный человек. Но умел забывать о своих переживаниях, садясь в кабину самолета и полностью переключаясь на предстоящую работу. Если бы он садился в кабину старенького самолета с ощущением, будто залазит в гроб, его бы обязательно сбили в одном из первых вылетов.
В те первые — самые тяжелые недели испанской командировки Борис вывел для себя правило выживания в самой безнадежной ситуации: «Как бы ни было хреново — держи хвост пистолетом и веди себя как победитель!»
А чтобы обрести полную уверенность в себе, Борису, как воздух, была необходима победа!
