Очередной допрос подходил к концу, когда в кабинет, будто случайно, заглянул… Артур Тюхис. Борис изумленно уставился на школьного приятеля, одетого в форму НКВД. Хозяин кабинета попросил Артура покараулить минут двадцать подследственного, а сам отлучился по своим делам.
— Плохо выглядишь, — сочувственно отметил Тюхис, глядя на синюшное после ночного допроса лицо Нефедова и его лохмотья, которые недавно были авиационной формой.
— Так твои коллеги свои зарплаты отрабатывают на совесть, — кривя рот от боли, пояснил Нефедов.
— Молодец, что ничего не подписал, выдержал! — понизил голос до шепота Артур. — Если бы дал слабину, то я не смог бы тебе помочь. Но теперь вытащу, не беспокойся.
— Ты?! — удивился Борис.
Артур стал торопливо рассказывать Нефедову, что ради его спасения дошел до самого Берии.
— Хочу тебя обрадовать: дело о драке в ресторане уже похерено Самим.
— А как же показания майора Смирнова?
— Такого майора в природе не существует, — радостно объявил Артур.
— То есть как?
— А вот так! Среди приглашенных на кремлевский банкет такого человека не было. И вообще в Красной армии танкист с такими данными не числится.
Борис ничего не понимал: кого же тогда он чуть не застрелил в туалете «Метрополя»?
— Ты хочешь сказать, что я собирался стреляться с призраком?
— Стоп-стоп-стоп! — поднял руки Артур. — Ты ни с кем не стрелялся, и вообще ничего криминального в тот день не случилось. Запомни: ты отлично провел вечер с сослуживцами и спокойно поехал домой. Это я тебе на тот случай говорю, если кто-нибудь попробует напомнить тебе об этой истории после освобождения.
— Освобождения?! — окончательно опешил Борис. — Меня что, выпустят из тюрьмы?
Артур радостно подтвердил:
— Лаврентий Павлович прочел мою докладную записку о твоем деле и распорядился немедленно оставить в покое заслуженного летчика.
— А как же Ольга и ее родители?
По лицу Тюхиса прошла тень. Он достал из принесенной с собой папки несколько бланков и, быстро оглянувшись на дверь, положил их на стол перед Нефедовым:
— Прочти, только быстро! Я и так головой рискую, показывая тебе это.
Это были выписки из протоколов заседания «троек» при Управлении НКВД СССР. Против данных всех членов семьи Тэсс стояло лаконичное «РАССТРЕЛЯТЬ». А на приговоре Ольги было проставлено вчерашнее число.
— Я не пойму, — нервно мотнул головой Борис, — она что — погибла?!
Артур отвел глаза в сторону. Он вытащил из своей папки медальон отца Ольги и проволочное обручальное колечко, которое Борис когда-то в Каче вручил возлюбленной перед венчанием. Со словами «это все» Тюхис протянул их Нефедову.
Борис с благоговением принял священные для него реликвии и убежденно произнес:
— А я в эту чушь никогда не поверю.
Нефедов брезгливо отодвинул от себя бланки.
— Слышишь! Я сердцем почувствовал бы, если бы это действительно случилось с ней.
— Дело твое, — пожал плечами Тюхис. — Я тебя понимаю. Мне самому Ольга была небезразлична. Ты знаешь… Только с документами не поспоришь. В НКВД в канцелярских делах — полный порядок.
Вскоре Бориса действительно освободили. Только обязан он этим был вовсе не Тюхису, который на самом деле разрабатывал всю операцию по его дискредитации и аресту с последующим «подключением» к крупной контрреволюционной организации, якобы работавшей под прикрытием самого бывшего наркома НКВД Николая Ежова.
Упустив уже наполовину заглоченного кролика, Тюхис имел все основания считать себя жестоко оскорбленным и люто ненавидеть проклятого везунчика. Мало того, что рушилось так талантливо выстроенное дело, сам нарком отчитал Артура за то, что он в служебном азарте топит невиновных.
А ведь он, Артур Тюхис, придумал безупречную остросюжетную версию, согласно которой Нефедов после своего повышения по службе планировался вражеской разведкой на ключевую позицию резидента в штабе советских ВВС. За разоблачение такого заговора талантливому чекисту полагалась высокая награда. Но, по непонятной Тюхису причине, весь его труд пошел насмарку.
* * *
Решение в последний момент «отцепить» Нефедова от поезда, идущего на тот свет, принял лично Берия, и вовсе не по ходатайству Тюхиса и, конечно, не из человеколюбивых побуждений. Просматривая списки лиц, намеченных к расстрелу, Лаврентий Павлович обратил внимание на фамилию «Нефедов». «Тот ли это Нефедов, что в 1925 году входил в комиссию, расследовавшую обстоятельства авиакатастрофы под Сухуми?» — спросил новый шеф советской спецслужбы своего помощника. Тот немедленно навел справки и сообщил шефу, что речь идет о сыне названного лица.
Узнав, что Борис является родственником известного в недавнем прошлом красного летчика Николая Александровича Нефедова, Берия сделал так, чтобы об его аресте узнали руководители испанской компартии, эмигрировавшие в СССР после поражения республиканцев в Гражданской войне. Для испанцев Борис был национальным героем, и они сразу принялись хлопотать за него перед Сталиным. Одновременно Берия подготовил набор документов, свидетельствующих о полной невиновности Нефедова-младшего. В итоге Сталин распорядился освободить пилота.
Спасая Бориса, Берия страховался от возвращения старого демона. Когда-то, в начале 1920-х годов среди старых большевиков, устанавливающих советскую власть в Закавказье, ходили упорные слухи о том, что до революции Берия в качестве провокатора сотрудничал с царской охранкой. В марте 1925 года в Сухуми должен был состояться съезд Советов Абхазии. Приглашенные на него заместитель председателя Совнаркома ЗСФСР, член президиума ЦИК СССР Александр Мясников, председатель Закавказской ЧК Соломон Могилевский и заместитель наркома Рабоче-крестьянской инспекции в Закавказье Георгий Атарбеков вылетели на съезд из Тифлиса на зафрахтованном в Германии самолете «Юнкерс -13». По некоторым сведениям они везли разгромный компромат на Берию — в ту пору заместителя председателя Азербайджанской ЧК.
Пассажирский самолет «Юнкерс-13» в ту пору считался самым надежным не только в СССР, но и во всей Европе. Перед полетом «юнкерс» тщательно проверили. У него был заменен пропеллер. В присутствии экипажа механики опробовали мотор. Никаких нареканий к техническому состоянию машины у пилотов не возникло. Кстати о пилотах. Управлял самолетом очень опытный экипаж под руководством летчика Иосифа Шпиля, который на тот момент налетал 100 000 километров.
Тем не менее, в воздухе на борту «юнкерса» по непонятным причинам возник сильный пожар. Случайные свидетели видели, как за самолетом тянулся длинный шлейф черного дыма. Сам «юнкерс» пылал как факел. Хотя это был чуть ли не первый самолет в мире, корпус которого был полностью сделан из металла.
Незадолго до падения аэроплана из ее кабины выпрыгнули без парашютов три человека. Они предпочли разбиться нежели сгореть заживо. При ударе самолета о землю произошел сильный взрыв бензиновых баков. Тем не менее, работавшие на месте крушения самолета технические эксперты специально организованной комиссии под председательством командарма Кавказской армии Августа Корка так и не выявили явных причин аварии. Вся система управления самолета оказалась исправной. Никаких иных дефектов тоже обнаружено не было. Тогда впервые и возникла неофициальная версия о диверсии.
