За несколько месяцев службы во Франции Хан имел возможность неоднократно убедиться, что местные чиновники легко переступают через свои патриотические чувства, когда Дело касается их служебного положения. Впрочем, дело действительно могло быть в обыкновенной человеческой доброте француза. Ведь перед ним был окровавленный, смертельно уставший человек, явно побывавший в жестокой переделке где-то там — далеко в море. За это-то добродушие, незлопамятный нрав Хан и любил французов и все французское. После победы он планировал обосноваться где-нибудь в этих местах…
* * *
Приехавший за Ханом на «Опеле» офицер имел строгий приказ командования как можно быстрее доставить совершившего аварийную посадку летчика в госпиталь люфтваффе.
— Нет, дружище, — весело ответил обер-лейтенанту Макс, — у меня на ближайший вечер другие планы.
В итоге они отправились в портовый Сент-Незер
[125]
— в госпиталь Кригсмарине.
[126]
Некоторое время назад Хан с делегацией люфтваффе побывал в гостях у подводников. Там он приметил очень миловидную маринехельферин.
[127]
Она совсем не была похожа на растиражированный геббельсовской пропагандой плакатный образ образцовой арийской женщины со скандинавскими чертами лица, большой грудью и широким тазом, «оптимально приспособленным для деторождения».
Заинтересовавшая его медсестра была изящной шатенкой — девушкой-подростком. Такой тип женщин очень нравился Хану.
Как и подобает истинному истребителю, Макс немедленно начал действовать: для начала навел справки о симпатичной девушке. Выяснилось, что она сестра милосердия и направлена на службу во Францию по линии Германского Красного Креста. Обычно молоденькие медсестры прибывали из Фатерлянда
[128]
с направлениями Союза германских девушек.
[129]
Вне службы за ними строго следили специальные воспитательницы. А значит, начинать роман с классических букетов и приглашений на увеселительные прогулки было нельзя. Атаковать такую «цель» по шаблону — означало почти наверняка нарваться на холодный отказ.
Заметив, что заинтересовавшая его девушка напряженно следит за поединками боксеров, сошедшихся в матчевой встрече сборных команд Люфтваффе и Кригсмарине, Макс понял, что ему предоставляется удобный случай обратить на себя внимание. Один из боксеров команды летчиков как раз заболел, и на удачу он должен был выступать именно в той весовой категории, к которой принадлежал Хан. Макс уговорил тренера сборной доверить ему место в основном составе.
Молодой мужчина одним прыжком перескочил через канаты на ринг и заплясал в своем углу, исподволь наблюдая за той, ради которой решился рискнуть собственной челюстью. Его противником оказался здоровенный маат
[130]
довольно угрюмого вида. Хан неплохо знал такую породу парней с минимумом интеллекта в глазах и телосложением молотобойцев. Словно танк с мощной лобовой броней и сильной пушкой, они подавляли противников своей первобытной могучей энергетикой. Но ведь у любого танка немало уязвимых мест…
Перед началом боя тренер шепнул Максу, что есть информация, будто у моряка травмировано правое плечо, и что, мол, не по-спортивному будет умышленно задевать его. Но Макс наплевал на совет. С какой стати он должен был щадить этого мужика с пудовыми кулачищами?! В течение первого раунда Хан несколько раз наносил короткие и незаметные для рефери и боковых судей удары в уязвимую часть тела противника. Это происходило, когда боксеры сходились в ближнем бою. После каждого такого «тайного» тычка моряк кривился, иногда сдавленно охал. Макс видел, как расширяются его зрачки от сильной боли. К концу боя правая рука противника, вместо того чтобы прикрывать челюсть, безвольно висела У пояса. И все-таки до перерыва Хану так и не представилась возможность реализовать свое преимущество.
Вообще-то Макс надеялся, что секунданты соперника не выпустят «калеку» на второй раунд, выбросив в знак признания своего поражение полотенце на настил ринга. Но он ошибся. Сразу после гонга моряк поднялся с табурета и шагнул в его сторону. Бой продолжился. Несколько раз Хан пропускал довольно сильные удары. Моряк всерьез рассердился на летчика и, похоже, собирался наказать его за подлые штучки. У Макса заплыл правый глаз, ему стало не хватать воздуха. Вместо эффектной победы впереди замаячил позорный нокаут. В какой-то момент ухо противника оказалось в нескольких сантиметрах от губ летчика. Макс тихо осведомился:
— Как плечо, солдат? Может, еще его «помассировать»?
После этих слов взбешенный противник совершенно забыл про защиту и стал действовать как в уличной драке — размашисто и неосторожно. Вскоре Хан этим воспользовался: пропустил атакующего противника мимо себя в «сайстепе»
[131]
и рубанул его, что есть силы справа — в открытую челюсть. Моряк оказался на настиле ринга в тяжелейшем нокауте…
Теперь, направляясь в морской госпиталь, Хан был уверен, что дама сердца, которой он заочно посвятил этот подвиг, вспомнит его как только увидит снова.
По дороге однополчанин беззаботно рассказывал Хану:
— Наш Тео успел доложить о вашей гибели «Жиру номер один».
[132]
Говорят, рейхсмаршал так огорчился, что даже пропустил третий ужин.
* * *
Оказалось, что юную медсестру зовут Алиса и она действительно не забыла ловкого боксера. Максу повезло: именно девушка его мечты ассистировала дежурному хирургу. Пока врач зашивал Хану рваную рану на лбу, девушка нет-нет, да и бросала заинтересованные взгляды на крепкого блондина с рыцарским крестом в воротнике рубашки. В летном обмундировании, окровавленный — он выглядел настоящим рыцарем в доспехах сразу после жестокого побоища.
Закончив обработку ран летчика, доктор оставил пациента на попечении своей помощницы. Когда медсестра уже заканчивала перевязку, Макс вдруг быстро привстал и поцеловал ее в щечку. Девушка окаменела от изумления. Лишь после продолжительного замешательства она изумленно пролепетала:
— Как вы посмели?
Молодой мужчина изобразил на лице крайнее изумление и разочарование:
— Простите меня, фройляйн. Но мне показалось, что вы собирались сделать это еще тогда — на боксерском матче, просто не сумели пробиться ко мне сквозь толпу восторженных болванов.
