— Товарищ майор, что я — отмороженный какой? Честное слово: шасси внезапно вывалилось, сразу скорость начала падать. Какой от меня в бою толк!
— Эти сказки ты кому-нибудь другому рассказывай, а я дезертира за версту чую. Пойдешь под «шлепку», — пообещал особист. Тут он заметил Нефедова и рысью устремился к нему.
— Техники уже проверили: шасси в полном порядке. По-моему, дело ясное: я звоню в трибунал, — от возбуждения у особиста даже запотели стекла очков.
— Это всегда успеется, — поморщился Нефедов. — Подожди полчасика, я немного переведу дух и сам проверю самолет в небе.
— К чему такие формальности, — недовольно проворчал Лакеев. — Дело же ясное!
Запустив двигатель, Борис взлетел. Ушел подальше от аэродрома в противоположную от линии фронта сторону, чтобы не напороться на немецких охотников. Сделал несколько пилотажных фигур — шасси не вываливается. Затем выпустил колеса и снова убрал — все в ажуре.
После посадки, выбравшись из кабины, Нефедов обменялся многозначительным взглядом с владельцем исправной машины, но особисту бросил:
— Он правильно сделал, что ушел. Давай подпишу акт, что парень не виноват. Да и механиков ты не дергай, техника-то у нас, сам знаешь какая, не один капремонт прошла.
А вечером после ужина Нефедов дождался Красавчика на выходе из столовой, отозвал его в кусты и, быстро оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто их не видит, несколько раз от души съездил симулянту кулаком по смазливой морде:
— Вот тебе, сволочь, чтобы механиков под трибунал не подводил!
С этого дня Борис старался не брать одессита на серьезные задания, назначая его то дежурным по КП,
[154]
то посылая с пакетом в штаб армии. И сидеть бы одесситу тихо, пользуясь добротой командира. Но пижонство у Лени было в крови. Вот и свою настоящую фамилию «Кравец» Леонид переиначил на шикарную «Красавчик».
Однажды, как обычно прогуливаясь по аэродрому, начальник особого отдела майор Лакеев стал свидетелем следующего разговора. Только что вернулось после тяжелого боя звено истребителей. Еще не отошедшие от взрывных эмоций пережитой сшибки с «мессерами» летчики возбужденно делились впечатлениями. К ним подошел Леня, постоял, послушал с завистью рассказы однополчан, а потом и говорит с таким сожалением:
— Эх жаль, меня командир в бой не пускает, а то бы я с этими «мессерами» тоже схватился. У меня руки чешутся натянуть фрицам глаза на жопу. Я говорю Бате: пусти меня сделать фрицам больно. А он чтоб да, так нет!
Вечером после разбора полетов к Нефедову подошел Лакеев:
— Почему вы не выпускаете Красавчика в бой? Он что у вас — на особом положении?!
Лакеев всегда держался с Нефедовым надменно, видимо, гордясь двумя майорскими «шпалами» в своих петлицах. Хотя на самом деле он имел звание младшего лейтенанта государственной безопасности. Существовала специальная директива наркома внутренних дел, которая разрешала сотрудникам особых отделов Красной армии в оперативных интересах использовать удобную для проведения агентурно-контрразведывательной работы форму и знаки различия.
Впрочем, даже будучи на деле не майором, а только младшим лейтенантом, Лакеев все равно обладал огромной властью. Даже посмевший недавно назвать дураком генерала из штаба фронта, Нефедов был вынужден выстраивать дружеские отношения с особистом: периодически выпивать с ним; когда финчасть армии иногда начисляла штрафникам деньги за сбитые самолеты, Борис предлагал сослуживцам скинуться на «подарок» чекисту, чтобы не слишком лютовал. Нефедову приходилось сквозь пальцы смотреть, что Лакеев, пользуясь своим служебным положением, заставлял кухню готовить для него «посылки» из продуктов, полагающихся только летчикам. Борис также знал, что особист сумел запугать нескольких девушек из оружейной и парашютной служб, и они по очереди приходят на ночь к нему в бытовку. Негодяй отлично устроился! И, тем не менее, Нефедову приходилось мириться с этой мразью и даже прислушиваться к его рекомендациям.
На следующее утро после планерки Борис подозвал Красавчика:
— Кстати о птичках, — нейтрально начал капитан, — к чему вам, Ледя, потребовалось так упорно нарываться на комплимент?
[155]
Я же создал вам форменный курорт на нашей скотобазе. А вы упорно ползете на кладбище.
— Где у нас случилось? — сделал невинное лицо Красавчик. — Я извиняюсь, командир, но ваши слова мне как балконом по темечку. В чем я снова провинился, Батя?!
— Случилось, дорогой мой, еще как случилось! — картинно вздохнул Нефедов и ласково обнял одессита за плечи, увлекая его с собой к самолетам. — Раз сам напросился, не обессудь! Пойдешь моим ведомым. А попробуешь сбежать — догоню и разнесу в клочья. Ты меня знаешь. И учти, Одесса: в полете смотри в оба, чтобы «худые»
[156]
нам загривки не причесали.
— Одену глаза на морду, командир,
[157]
— пообещал немного ошарашенный Леня.
Час назад воздушная разведка засекла скопление изготовившихся к атаке немецких танков и мотопехоты. Нефедову было приказано прикрывать колонну штурмовиков «Ил-2». После нескольких дней непрерывных боев командир смог поднять в воздух только десять самолетов. Для прикрытия целого штурмового полка, этого, конечно, было маловато, но как говорится, чем богаты…
Штурмовики идут очень низко. Нефедов с ведомым держится рядом. Под крылом трудно что-то конкретное разглядеть — сплошной огонь и дым. Кажется, даже земля пылает.
Какой-то ад! От вдыхаемой гари щекочет в груди, слезятся глаза.
Чтобы максимально прикрыть «Илов», истребители идут эшелонированным строем — на разных высотах перемещаются парами вдоль колонны штурмовиков. Откуда бы не появился противник, ему не застать конвой врасплох.
А вот и искомые танки. Облепленные, как мухами, пехотинцами, они укрылись в лощине и ждут сигнала к атаке. Штурмовики с ходу начинают утюжить танки реактивными снарядами, бомбами, обстреливать из пушек и крупнокалиберных пулеметов. Проходит совсем немного времени и в овраге уже ничего не различить из-за огня и дыма. Похоже, надеждам немецкого командования на созданный у линии фронта «бронированный кулак» уже не суждено сбыться.
Успешно выполнив боевую задачу, передовые штурмовики торопятся домой. Их строй растягивается на несколько километров. Горстке истребителей приходится метаться вдоль колонны «Илов», чтобы прикрыть отставших и защитить слишком вырвавшихся вперед.
В бездонной синеве неба блеснули акульи тела. Немцы! Борис развернулся на противника. Товарищи немедленно повторили маневр командира. Нефедова прижало к креслу — самолет стремительно набирал высоту.
