Выбравшись из кабины и на ходу отстегивая лямки парашюта, Нефедов бросился к заруливающей на стоянку машине своего спасителя. Капитан вскочил на крыло «ишачка» и, схватившись за борт кабины, осмотрел ведомого:
— Цел?
— Скорее да, чем нет, — неуверенно ответил все еще очень бледный Одесса. — Только устал, как лошадь на свадьбе.
Вместе с механиком Нефедов помог Красавчику выбраться из самолета. У него оказалась сломанной ключица. В ожидании врача Борис осторожно поддерживал Леню под локоть здоровой руки, говоря ему:
— Ну даешь, бродяга! Да за такое, знаешь… до смерти поить положено.
— Это можно, — согласился Леня. — Я предпочитаю коньяк, но только не марки «Самжэнэ».
[159]
Их окружила толпа товарищей. Многие, еще не зная о ранении одессита, пытались подхватить героя дня на руки. Одесса попросил минуточку внимания и важно произнес:
— Не надо качать меня, как героя, а то я вас знаю: два раза подкинете, один — поймаете. Прошу понять меня правильно, я — не пижон. Но «фоккеры» сегодня устроили такой кошмар и сумасшедший дом, что, если бы не простой парень из Одессы, запросто могли бы, не за нас будет сказано, пококать всякого, кто подвернулся им под руку. Поэтому, раз уж я сегодня отмочил такой канкант,
[160]
командир, прошу разрешение намалевать звездочку на фюзеляже моей «четверки».
— Как же ты решился на таран, Леня? — уважительно поинтересовался один из летчиков.
— Да я бы и не решился. Дешевле утопиться! Я как фрицев увидал, сразу уронил челюсть на пол. Такого винта нарезал, забрасывая ноги за уши! Да вовремя вспомнил, что Батя обещал со мной сделать, если я снова сбегу. Пришлось возвращаться…
С этого дня Одесса начал исправляться. Из боя он уже не выходил без приказа и старательно исполнял роль ведомого. Правда, по-прежнему любил прихвастнуть. Сослуживцам Красавчик теперь любил рассказывать, что, мол, в штабе дивизии прослышали про его исключительный подвиг, да и земляки гордятся героем, так что вскоре его переведут в полк асов— 9-й гвардейский Одесский истребительный авиаполк.
Но главные свои победы одессит все же одерживал не в воздухе, а на любовном фронте. Каким-то образом, почти при полном отсутствии увольнительных, ловкий ходок умудрился закрутить роман с женщиной-полковником интендантской службы. Благодаря близкому знакомству Красавчика с хозяйкой крупного складского хозяйства летчики авиагруппы стали получать новенькое офицерское обмундирование, и вскоре приобрели молодцеватый вид, перестав походить на окопников.
Нефедов быстро оценил главный талант Лени и перед очередным свиданием с завбазой одалживал ему свою парадную форму и ордена, чтобы герой-любовник мог во всей красе предстать пред своей пассией. И судя по всему, полковничиха была весьма довольна ухажером, так как через нес Красавчик умудрился достать специально для командира кое-какие предметы генеральского обмундирования, а также страшно дефицитные — американскую летную куртку «Irvinsuit» и полетные очки «Willson Mk-11» тоже производства США из только начавшихся ленд-лизовских поставок.
[161]
Эти очки имели небольшое солнцезащитное затемнение, что позволяло увидеть атакующего со стороны солнца врага.
Вообще, что касается коммерции и женщин — тут Леня был неудержим. В первый раз он имел большие проблемы с законом в 1938 году, еще будучи курсантом авиационного училища. Направляясь поездом в отпуск, Леня расположился на верхней полке купе мягкого вагона. Ночью в купе вошли новые пассажиры — муж и жена. Соседи познакомились, выпили за встречу. Потом курсант лег спать. А супруги отправились в вагон-ресторан. Вернулись они оттуда очень поздно и решили, что их сосед уже спит. Сели на его место, еще немного поговорили, обменялись поцелуями, после чего мужчина совершил половой акт со своей женой. А затем, удовлетворенный, залез на верхнюю полку и, потушив лампу, вскоре захрапел.
Убедившись в том, что сосед спит, возбудившийся от зрелища, свидетелем которого он оказался, курсант тихо слез с верхней полки и, раздевшись, пришел к женщине. Та в темноте решила, что около нее супруг и, находясь в полусонном состоянии, ответила на ласки мужчины и отдалась ему. Только когда все уже случилось, гладя лежащего на ней мужчину, дама по каким-то особым признакам обнаружила, что стала жертвой постороннего гражданина. Перепуганная женщина подняла крик, ее мирно храпевший муженек свалился с верхней полки прям на голову пытающегося удрать парня.
Короче, после полагающегося в таких случаях мордобоя Леня оказался в милиции. Ему грозило уголовное наказание по обвинению в изнасиловании. Но, немного поостыв, супруги передумали подавать в суд на злополучного попутчика. Муж дамы оказался небольшим начальником и не захотел, чтобы не красящая его история получила широкую огласку. Его жена — та и вовсе, встретившись в милиции с коварным обольстителем, чтобы подтвердить, что отказывается от обвинений в его адрес, украдкой бросала на молодого военного кокетливые озорные взгляды.
Во второй раз Леня чуть не угодил под суд всего за двенадцать дней до начала войны — за то, что получил на окружном складе по фальшивой накладной десять литров спирта, чтобы с размахом отметить день рождения симпатичной радистки из штаба полка. Но в неразберихе и хаосе первых дней войны армейская прокуратура то ли замяла дело, то ли документы пропали при стремительном отступлении из Белоруссии.
В штрафбат же невоздержанный на язык одессит угодил за то, что в разговоре с сослуживцами назвал проведенную комиссаром полка политинформацию «групповым сексом».
* * *
Постепенно вокруг Нефедова сформировался костяк летчиков. Среди «стариков» были не одни только штрафники. Например, Борис взял к себе в группу старого знакомого по испытательной работе Георгия Церадзе. Тот хотя и не был судим и формально мог воевать в обычном полку, но на деле, после того как побывал в плену, его не подпускали к летной работе.
Попав в новый коллектив, майор приживался в нем трудно. В результате тяжелого ранения, изуродовавшего лицо Церадзе, и какой-то личной драмы он сделался нелюдим. В редкие часы отдыха, когда летчики ходили на танцы, грузин лежал на своей койке и читал книгу или просто о чем-то мрачно думал. В общих разговорах, игре в шахматы, домино и преферанс участия не принимал.
Многим такое поведение казалось заносчивостью человека, который просто чурается иметь дело с осужденными сослуживцами. Только Нефедов знал, что когда-то «бирюк» был совсем другим: веселый, артистичный, чрезвычайно щедрый черноволосый красавец-южанин в любой компании быстро становился своим. Его утонченные кавказские тосты, прибаутки и свежие анекдоты мгновенно делали Церадзе общим любимцем. Борис не узнавал старого знакомого.
