Впрочем, осмотревшись как следует, Нефёдов обнаружил, что далеко не все присутствующие гуляют на полную катушку, совершенно забыв о предстоящей на следующий день работе. Кое-кто неспешно потягивал пенное пиво или даже кофе, снисходительно наблюдая, как отрываются их приятели.
Те проститутки, которые ещё не нашли себе кавалеров на вечер (а таких было очень немного), расхаживали между столиками, предлагая себя, словно товар. Или сидели у барной стойки, принимая соблазнительные позы и оценивающе стреляя глазками по сторонам. Лестница, ведущая в номера второго этажа, практически не пустовала. По ней постоянно поднимались и спускались обратно в зал парочки — секс-конвейер работал безостановочно.
По заказу «пана поручика» бармен принёс им два коктейля. Себе поляк, как знаток, заказал «дабл джинван тоник» — две порции джина и одна колы. Перед Нефёдовым официантка поставила бокал знаменитой «Маргариты» — смесь 40-градусной текилы с соком лимона и апельсиновым ликёром. Питьё оказалось весьма забористым. Борис не без интереса умножал собственные познания по части употребления крепких напитков.
Вскоре к ним за столик «приземлился» третий — чернявый мужик лет сорока. Он был похож на цыгана. Такой не мог не нравиться женщинам — с выступающими высокими скулами, большими влажными тёмными глазами, красиво изогнутыми бровями столь же смолисто-чёрными, как и его блестящие вьющиеся волосы. Кличка у него была Кураж.
Кураж придерживался особого ритуала употребления мексиканской водки из агавы. Вначале он сыпал себе на язык «пороховую смесь» соли с перцем, затем опрокидывал в себя стопку текилы. И тут же жадно впивался крепкими белыми зубами в дольку лимона, сладострастно морщась и шумно всасывая в себя его сок.
На правах искушённого знатока Кураж принялся расписывать Нефёдову прелести местных дам. По его словам, девочки здесь были, в общем, ничего, но их вечно не хватало на всех желающих, особенно когда обстановка на фронтах становилась чуть менее напряжённой и все свободные от полётов экипажи одновременно отправлялись на поиски удовольствий в город.
Между тем официантка принесла им еду и ещё несколько бутылок спиртного. На сцене пятёрка полуголых папуасок исполняла ритуальный танец одного из местных племён. Пышные прелести танцовщиц энергично тряслись в убыстряющемся ритме барабанов. Бородач и Кураж угощали новичка, взяв с него слово, что он проставится в ответ с первой же своей получки. Борис уже попробовал рагу из мяса аллигатора и шашлык из какой-то местной дикой свиньи. Но местное спиртное в итоге забраковал.
Тогда Кураж откупорил бутылку водки и, не переставая весело болтать, стал разливать её содержимое по стаканам. В этот момент один из приятелей, расположившихся за соседним столом, неожиданно позвал его. Кураж порывисто поднялся из-за стола. От резкого движения свитер на его животе задрался, и Борис увидел рукоять большого необычного ножа. Кураж мгновенно перехватил заинтересованный взгляд Нефёдова. Он даже вынул нож, чтобы новый знакомый мог его лучше рассмотреть. Мужику льстило, что он обладает такой шикарной вещью. Кураж стал хвалиться, что выиграл нож в карты у одного местного спецназовца, который в свою очередь снял его с пленного русского лётчика. Более подробной информации Борису из него вытащить не удалось. Увы, игрок и кутила даже не запомнил, как звали того солдата и в каком конкретно подразделении он служит.
Впрочем, Нефёдов и так был счастлив, ибо получил подтверждение того, что кому-то из членов экипажа сбитого самолёта-разведчика удалось спастись катапультированием. Этот пленный вполне мог быть его Игорем.
Между тем, пьянея, Кураж становился всё более болтлив. Он рассказывал о себе с удовольствием, как заправский актёр выдерживал многозначительные паузы, изображал персонажей своей личной истории в лицах. Вскоре Борис уже знал, что в недавнем прошлом, ещё до поступления в наёмники, главной специализацией его собутыльника было находить богатых любовниц и жить за их счёт. По признанию 42-летнего жигало последней его покровительнице было далеко за семьдесят.
Но однажды великолепному самцу наскучило быть «красивой болонкой» на привязи у состоятельных старух, и он завербовался в торговый флот. Но на острове Бали сбежал с корабля и почти год всё своё время посвящал сёрфингу. Этому увлечению он был обязан своим вторым прозвищем — Сёрфер.
— Самые лучшие волны в Индонезии. Там же мне случайно подвернулась возможность заняться более экстремальным спортом, чем сёрфинг, — откровенничал Кураж. — Как-то мы с моим приятелем наведались на богатую яхту в поисках наличности — очень нужны были «бабки». Правда, после первого же дела местные «фараоны» нас быстро «замели». Но в тюрьме я сошёлся с серьёзным человеком, который замолвил за меня словечко, кому нужно. Благодаря ему я теперь в полном порядке. Лет через пять вернусь в Европу и окончательно осяду в каком-нибудь курортном городишке, открою ночной клуб или автосалон. Женюсь. Заделаюсь солидным бизнесменом. По воскресеньям буду в шортах играть на сочной зелёной травке в гольф с адвокатами и политиками… М-да, в шортах…
Кураж машинально повторил за собой и о чём-то задумался. И вдруг почти без паузы взглянул на Нефёдова совершенно безумными глазами и спросил:
— Скажите, сэр, вам когда-нибудь приходилось слышать вой человека, которому взрывом зенитного снаряда оторвало ноги, а он не может даже потерять сознание, ибо сперва должен посадить свой самолёт?
Борис мрачно кивнул. Его молчание было истолковано собеседником как готовность слушать дальше.
По словам рассказчика, он родился в Венгрии. В 1940 году его страна примкнула к Антикоминтерновскому и Берлинскому пакту. Как только диктаторский режим адмирала Хорти взял курс на активное сближение с гитлеровской Германией, резко усилились гонения на коммунистов. Тогда же в сороковом расстреляли его отца-коммуниста. А в 1941 году Венгрия вступила в войну в качестве союзника Гитлера. Можно сказать, что пареньку повезло. Подростка не отправили в концлагерь, а забрали «добровольцем» в армию — «на перевоспитание». Под Сталинградом он дезертировал. Когда гитлеровцы и их союзники оказались в Сталинградской ловушке, юного перебежчика использовали в качестве пропагандиста. Он вылетал к линии фронта на советском «кукурузнике» в район, где оборону держали части Второй венгерской армии и 1-й бронированной дивизии. Над вражескими окопами У-2 словно зависал в воздухе, и пропагандист через специальную звукоусиливающую аппаратуру начинал убеждать земляков сдаваться в плен. Эта была очень опасная работа, ибо с земли по самолёту вёлся ураганный зенитный огонь. Несколько раз аэроплан пытались сбить «Мессершмитты». К счастью, фанерную этажерку пилотировал первоклассный лётчик. При появлении «худых» он стремительно нырял вниз и драпал от немецких перехватчиков, едва не задевая колёсами землю.
За эту работу после завершения операции «Уран» венгерский паренёк был награждён орденом Боевого Красного Знамени. Его направили на учёбу в Бугурусланское училище лётчиков. В СССР юноша вступил в комсомол, потом подал заявление в партию. Неудивительно, что, несмотря на свою молодость, после войны лётчик-коммунист сразу получил полк в возрождённых венгерских ВВС.
