— А почему бы вам не посвятить меня в некоторые детали ваших дел.
Я засмеялся:
— Так мы с вами ничего не добьемся. Раз уж вы пригласили меня сюда, то, должно быть, решили, что говорить.
Она задумчиво поджала губы.
— Вы, безусловно, правы. Топтаться на одном месте толку нет. Если ни один из нас не решится заговорить, мы ничего не добьемся. По правде, мне бы очень хотелось, чтобы мы с вами оказались на одной стороне.
— А почему? — спросил я.
И я снова увидел ее настоящую улыбку.
— Дамам нельзя задавать подобных вопросов, — сказала она. — Но думаю, вы знаете ответ.
Я надеялся, что знаю. Тем не менее я не мог позволить себе доверять этой женщине. Безусловно, она обладала обаянием, красотой и чувством юмора — сочетание, перед которым я не мог устоять. А в ней эти удивительные качества смешивались таким образом, что воздействовали на меня чуть ли не магически. Все, что я в ней видел, говорило: в искусстве притворства ей нет равных, и я должен был заключить, что ее расположение ко мне столь же фальшиво, как и ее маски.
— Сударь, — сказала она, — позвольте задать вам один-единственный вопрос. Какую цель вы преследуете в Крейвен-Хаусе — навредить или помочь компании?
— Ни то ни другое, — сказал я не задумываясь. Я не был готов к этому вопросу, но понимал, что только один ответ может быть безопасным; нейтральную позицию легче поменять. — Я равнодушен к судьбе компании и не позволю, чтобы ее благополучие или неблагополучие диктовало мои поступки.
Ответ ее, видимо, удовлетворил.
— Рада слышать, ибо это означает, что нам нет нужды быть противниками. Теперь о моих делах. Вам известно, сэр, что, в отличие от других торговых компаний, у Ост-Индской нет монополии на ее деятельность? Любая компания, обладающая капиталом и средствами, может торговать с Индией.
Я засмеялся:
— Да, я слышал о таком. По-моему, это постоянная тема разговоров в Крейвен-Хаусе.
— Ничего удивительного. Ост-Индская компания всегда настороже — как бы кто не позарился на то, что она считает своим. Соответственно, она часто защищается от потенциальных конкурентов. Но порой готова и на большее — на неблаговидные поступки или даже откровенную кражу, чтобы уничтожить какое-нибудь крошечное предприятие, пожелавшее черпнуть наперстком неисчислимых богатств Востока.
— И вы представляете такое предприятие?
— Да, — сказала она. — Я служу одному джентльмену, занимающемуся торговлей, его идеи и контакты украли агенты Ост-Индской компании. Я в Крейвен-Хаусе для того, чтобы найти доказательства этого преступления и восстановить справедливость. Так же как вы, я не желаю ни причинить компании вред, ни помочь ей. Я лишь хочу исправить несправедливость.
— Сомневаюсь, чтобы в Ост-Индской компании были того же мнения, но мне это безразлично. Судьба компании меня не заботит. И если, как вы говорите, с вашим патроном обошлись несправедливо, я могу только приветствовать ваши усилия.
— Благодарю вас, сэр. Может быть, теперь настала ваша очередь рассказать что-нибудь.
— Конечно. — Я долго размышлял, после того как мисс Глейд предложила встретиться, и придумал правдоподобную историю, которая вполне отвечала моим целям. — Меня нанял один джентльмен, у которого больше достоинств, чем средств. По правде, он незаконнорожденный сын мистера Эллершо. Тот произвел его на свет около двадцати лет назад и оставил, как и его мать, без всякой помощи, на которую только и могут рассчитывать такие дети. Он безжалостно отверг призыв матери о помощи. Меня наняли отыскать какие-нибудь доказательства отцовства мистера Эллершо, с тем чтобы сын мог возбудить иск против своего нерадивого родителя.
— Мне кажется, я читала о подобном, — сказала мисс Глейд.
— Правда? — Я не мог скрыть удивления.
— Да. В одном из этих прелестных романов мисс Элайзы Хейвуд.
Я нервно засмеялся. Мужчина за соседним столиком взглянул с любопытством, не подавился ли я.
— Вы очень остроумны, мадам, но, знаете ли, писатели утверждают, будто описывают реальные истории. Поэтому нет ничего удивительного, что реальная история походит на вымышленную.
— Вероятно, вы более умны, чем убедительны, — рассмеялась она и развела руками.
— Если уж мы так подозрительны, — сказал я, — позвольте спросить у вас кое-что. Как молодая девушка так овладела искусством преображения? Вы не только гримируетесь и переодеваетесь, вы меняете голос и даже походку.
— Правда. — Она опустила глаза. — Я рассказала вам не все, мистер Уивер. Но поскольку мы зависим от доверия друг друга и, судя по всему, вы не хотите причинить мне вред, я отважусь на большую откровенность. Мой отец был евреем-ремесленником, который…
— Вы еврейка? — чуть не закричал я. Вместо крика вышел приглушенный шепот.
Ее глаза весело сверкнули.
— Вас это так удивляет?
— Да, — глупо ответил я.
— Ну конечно. Наши женщины должны сидеть дома, готовить еду, зажигать свечи и жертвовать своей жизнью, чтобы наши отцы, братья, мужья и сыновья были окружены заботой. По улицам могут ходить только англичанки.
— Я так не думаю.
— Вы уверены?
На самом деле я не был в этом уверен, так что почел за лучшее счесть вопрос риторическим.
— Нас не так уж много на этом острове. Вот я и не ожидал, что прекрасная незнакомка принадлежит к нашему числу.
— Тем не менее, — сказала она, — это так. Позвольте мне продолжить рассказ.
— Конечно.
— Как я сказала, мой отец был ремесленником, а именно искусным камнерезом. Молодым он уехал из города Вильнюса в поисках лучшей жизни. Судьба часто приводила подобных людей в это королевство, так как здесь, безусловно, лучшее место в Европе для евреев. Тут он и встретил мою мать, тоже эмигрантку, бежавшую от нищеты из местечка под названием Казимеж.
— Так вы тедеско? — спросил я.
— Вы предпочитаете так нас называть, — не без горечи сказала она. — Вы нас не любите.
— Уверяю вас, я лишен предрассудков.
— И сколько таких, как я, среди ваших друзей?
Этот вопрос был мне неприятен, и я попросил ее продолжать рассказ.
— Отчасти из-за нетерпимости англичан, отчасти из-за нетерпимости своих же братьев-иудеев заниматься прежним делом тут оказалось нелегко. Но после многих лет упорных трудов он стал зарабатывать достаточно денег, чтобы жить без нужды. Увы, когда мне было семнадцать лет, он погиб в результате несчастного случая. Мне сказали, что такое нередко в его профессии. У матери не было средств к существованию, и никаких родственников в этой стране у нас не было. Мы целиком зависели от милости синагоги, но, в отличие от вашей, она была настолько мала, что не могла обеспечить нас хлебом и кровом над головой. Моя мать, никогда не отличавшаяся сильным характером, не вынесла позора и скончалась через полгода после смерти отца. Я осталась одна на белом свете.
