Лунд опять строила бутерброды из хлеба, масла и ветчины, протянула один Майеру. Он откусил кусок и продолжил:
— Представляете? У нашего красавчика никогда не было настоящей работы. Всю свою жизнь он потратил на эту мышиную возню в ратуше. Теперь понятно, почему он запсиховал, когда его маленький стеклянный дворец пошел трещинами.
— Альянс состоится, — торжественно объявила Скоугор перед объективами телекамер.
— Эй, Лунд? — Он помахал перед ее лицом рукой с бутербродом, роняя крошки на стол. — Меня хорошо слышно?
— Да-да, я слушаю.
— Он женился на девушке, которую любил с детства, в тот год, когда возглавил партийную группу. Два года назад она умерла от рака. Она была на седьмом месяце беременности.
— А вот это уже настоящая жизнь, — сказала Лунд. — У полиции на него что-нибудь есть?
— Ничего. Чист, как снег. Вы все его послания прочитали?
— Да. Я не вижу никаких оснований считать, будто их писали два разных человека. На мой взгляд, все письма примерно одинаковые. И всегда подписаны одной буквой «Ф».
Майер взглянул на распечатки.
— А вы видите отличия? — спросила она.
— Нет. Но что с того? Сколько существует способов написать: «Встретимся в восемь тридцать, солнышко»? Или: «Моя очередь принести презервативы»? Или: «Как тебе больше нравится, дорогая»?
Вошел Свендсен и бросил на стол несколько папок.
— Что это?
— Дела о пропавших женщинах за последние десять лет. Вы просили подобрать.
— Заметили что-нибудь интересное?
— Нет. Брикс считает это пустой тратой времени.
— Вы сами читали дела?
— Брикс сказал, что вы не там копаете. Если хотите и дальше этим заниматься, воля ваша, но нас не отвлекайте.
— Сколько женщин было убито?
Свендсен постучал пальцем по стопке папок.
— Я занят, — сказал он. — Сами посчитаете.
На столе кофе и выпечка, из розовых светильников в форме артишока льется мягкий свет — собрание началось. За столом четыре лидера меньшинств и Хартманн.
На этот раз Йенс Хольк выглядел немного лучше — он побрился, надел пиджак.
— Что происходит, Троэльс? — спросил он. — Девушка действительно была в квартире вашей партии? Да или нет?
— Да. По крайней мере, так утверждает полиция.
Хольк вздохнул:
— Прекрасно. И ты тоже был там?
Скоугор села рядом с Хартманном, приготовилась записывать.
— Я был в квартире незадолго до нее. — Он оглядел всех. — Именно этот факт стал причиной вчерашнего недоразумения с полицией. Теперь все выяснилось.
— И машину тоже вел ты? — не унимался Хольк. — Что все это значит? Что нам прикажешь думать…
— Боже мой, Йенс! — вскричал Хартманн и поднялся из-за стола. — Да перестань же! Я знать не знал эту девушку. Никогда не встречался с ней. Никогда с ней не говорил. Для меня это все полная неожиданность, и я шокирован не меньше, чем ты.
— От этого мало пользы, Троэльс.
— Полиция интересуется уже не мной, а городской администрацией, разве ты не понимаешь? Кто-то имел доступ к моему компьютеру. Кто-то знал мои пароли. — Он указал на дверь. — Кто-то из ратуши. Все, что я могу сейчас сделать, — это оказывать полиции помощь.
— Вы могли бы рассказать нам обо всем раньше, а не ждать, пока мы узнаем это из газет, — с укором сказала Маи Йуль.
— Я не знал! В те выходные я был на конференции, встречался со спонсорами. И если бы меня считали виновным, разве я сидел бы сейчас с вами?
Хольк больше не возражал. Молчала и Маи Йуль.
Дверь приоткрылась, заглянул Мортен Вебер, постучал пальцем по циферблату своих часов.
— Предлагаю всем сохранять благоразумие, — сказал Хартманн. — Согласны? Мы ведь по-прежнему вместе?
Первой нарушила напряженное молчание Маи Йуль.
— Вы сказали, что все выяснилось? — спросила она.
— Да, больше не будет никаких сюрпризов.
Она глянула на Холька:
— Тогда я за альянс.
— Разве у нас есть выбор? — буркнул Хольк. — Если альянс распадется, мы все пойдем ко дну. — Он встал, хмуро посмотрел на Хартманна. — Ты загнал нас в этот угол, Троэльс, тебе и исправлять ситуацию. Наберись мужества, сделай заявление в прессе. Нельзя все время прятаться за спиной Риэ. Это твоя проблема.
Когда все ушли, Вебер спросил у Хартманна:
— Ну как? Они с тобой?
— Да. А ты что-нибудь выяснил?
— Компьютером в квартире пользовались только мы трое — ты, я и Риэ. И еще тот, кто знал твой пароль. Кто бы это мог быть?
— Понятия не имею.
— А ты не мог оставить компьютер включенным?
— Да дело не в этом. Среди нас есть соглядатай. Продолжай расспрашивать, ищи.
— Это не так-то просто. С нами работают люди, которым мы доверяем. Или должны доверять.
Хартманн посмотрел на него. Вебер… Этого человека он знал всю свою взрослую жизнь. Одинокий холостяк, постоянно носит в кармане шприц и флакон с инсулином и никогда не жалуется. Безропотно выполняет всю самую неблагодарную работу, зачастую — грязную.
— Прости меня, Мортен.
— За что?
— За то, что не слушал тебя.
Вебер рассмеялся:
— Вчерашний день. В политике есть только сегодня и завтра. И больше ничего.
— Ты справишься?
— Постараюсь.
Подошла Скоугор с его пальто в руках.
— С тобой снова хочет поговорить Лунд, — сказала она.
— Нет!
— Адвокат говорит, что у тебя нет выбора. Уходи по черной лестнице, я вызвала машину. — Она посмотрела ему в глаза. — Они отвезут тебя на квартиру на Сторе-Конгенсгаде. — Она передала ему его перчатки. — Лунд хочет задать тебе какие-то вопросы на месте.
Антон и Эмиль застегивали зимние куртки, пока Пернилле проверяла, все ли у них взято для школы. В конторе за столом в красном комбинезоне и черной шапке сидел Тайс Бирк-Ларсен. Он только что говорил с банком, держался спокойно, старался искать выход и быть благоразумным.
Шторм, разразившийся между ними вчера, не утих. Они спали в одной постели, не касаясь друг друга. Да и не спали практически. Посреди ночи к ним пришел Эмиль, весь в слезах. Потом Антон описался — впервые за долгое время.
Шторм не стих. Он ушел в глубину.
— Банк согласился дать нам кредит в сто тысяч, — сказал Бирк-Ларсен, когда она спустилась вниз. — С этой суммой мы сможем заплатить людям зарплату за этот месяц и продать дом.
