— Она, должно быть, перепутала наш номер с другим.
— Нет, не перепутала. А вы покрываете человека, подозреваемого в убийстве. Что автоматически делает вас соучастницей. — Он сделал длинную затяжку. — Будет ли папочка навещать вас в тюрьме? Как вы думаете, дочерям членов парламента делают поблажки?
И по-прежнему ничего.
— Значит, так это работает? Для вас одни правила, а для несчастных, что оплачивают ваше жалованье, совсем другие?
— У вас слишком много комплексов.
Майер помахал рукой в воздухе, разгоняя дым от сигареты.
— Ума не приложу, откуда бы им взяться.
— Если вы больше ничего не хотите мне сказать, я ухожу.
В дверь заглянул оперативник из ночной смены — с сообщением.
— Подождите-ка…
Он взял протянутый лист бумаги, прочитал. Сообщение было от жены, она надиктовала список покупок: огурцы, молоко, хлеб, сахар, оливки, сыр. И бананы.
Скоугор уже надела пальто и взяла в руки сумку.
— Так вы утверждаете, что были с Хартманном все выходные?
— Сколько можно повторять…
Майер прищурился:
— Тогда почему вы звонили ему в субботу вечером на мобильный, который был тогда отключен?
Она остановилась, уже в дверях.
— Вы же были с ним, Риэ. Или вы хотели заняться телефонным сексом, лежа в одной постели? Но просто забыли напомнить ему включить телефон?
— Я не помню…
— Нет, нет! Не надейтесь, что вам удастся ускользнуть. — Он помахал перед ее лицом списком покупок, не забывая держать листок исписанной стороной к себе. — Я только что получил от мобильного оператора перечень всех звонков. Вы пытались связаться с ним. Несколько раз. Ни разу не дозвонились.
Впервые она почувствовала себя неуверенно.
— Похоже, вы беспокоились о нем. Что вряд ли имело смысл, коль вы находились в одном номере. — Майер затряс головой. — Ничего не понимаю. Совсем запутался.
Он подошел к ней:
— Я даю вам последний шанс. Вы врали мне от первой до последней буквы, но я готов закрыть на это глаза. Только помните: еще одно слово лжи — и вы соучастник, а не свидетель.
Он поманил ее обратно к стулу.
— Вам выбирать.
Она не двигалась с места.
— Приезжал ли Хартманн к вам в пятницу вечером? Подумайте!
Она шагнула в коридор.
— Последний шанс, Риэ…
Лунд стояла перед домом Хартманна. В высоких окнах второго этажа горел свет. Чудесный ухоженный сад перед крыльцом, на заднем дворе — обширный газон. Дом находился на просторной, хорошо освещенной улице в Северном Эстербро, рядом с районом посольств. Вилла, а не дом, и стоит как минимум десять миллионов крон. В политике водились деньги.
Она побродила по саду в поисках следов — любых: недавно вскопанной земли, свежих посадок, обломков чего-либо. Пересекла зеленый ковер газона, зашла за дом. Обнаружила выкрашенную белой краской дверь в подвал. Перед ней намело кучу сухих листьев высотой не менее полуметра. То есть дверью давно не пользовались. Она заглянула в единственное на первом этаже освещенное окно. Это был дом для большой семьи или даже для целой династии. Но там обитал лишь печальный и красивый Троэльс Хартманн.
Она обогнула дом, так и не обнаружив ничего интересного. Вышла через боковую калитку и вновь оказалась перед каменными ступенями входной двери, из-за которой не доносилось ни звука работающего телевизора, ни музыки, ни голосов.
Лунд позвонила в звонок.
Позвонила еще раз, потом постучала — громко, несколько раз.
Дверь открыла женщина, иностранка, вероятно филиппинка.
— Добрый вечер. Я Сара Лунд, из полиции. Троэльс Хартманн дома?
Ее впустили внутрь, не задавая вопросов.
Современная кухня сверкала безукоризненной чистотой. Дорогая плита, дизайнерский стол в центре, ни единого пятнышка.
Приходящая уборщица, подумала Лунд.
За стеклом включенной духовки была видна пицца.
Она стояла посреди этого великолепия в пальто и бело-черном свитере и покачивалась на пятках.
Он мог быть где угодно в доме. Поэтому она ждала, стараясь быть терпеливой.
Хартманн спустился со второго этажа в синей рубашке и брюках, вытирая полотенцем волосы.
Увидел ее и раскрыл от удивления рот. Бросил полотенце на стул.
— Я ответил на ваши вопросы, Лунд. И если соглашусь еще разговаривать с вами, то только в присутствии моего адвоката.
— Вы сказали, что в квартире вам никто не звонил.
Он закрыл глаза, тряхнул головой:
— Вы, вообще, слышите, что вам говорят?
— Только этим и занимаюсь. Вы сказали, что вам никто не звонил.
Он посмотрел на пиццу. Хлопнул себя по лбу:
— Ладно. Нетта Стьернфельтт.
— Я узнала это от нее.
— Мы говорили секунд тридцать, не больше. Я постарался дать ей понять, что не заинтересован в дальнейшем общении с ней.
Он надел варежку-прихватку, достал из духовки противень с пиццей, стряхнул на блюдо. Лунд наблюдала за ним. Мужчина, привыкший жить один.
— Она без конца звонила мне. Посылала сообщения. Мне это надоело.
— Вы уверены, что это был единственный звонок?
— Повторяю в последний раз: уверен. Я написал ту проклятую речь. Выпил лишнего. Потом поехал к Риэ примерно в половине одиннадцатого. Я все это уже говорил. И больше не намерен возвращаться к этому. — Он открыл дверь, ведущую в соседнюю с кухней комнату. — Мне нужно поесть. Прошу вас уйти.
— Давайте предположим, что кто-то действительно пользовался вашим компьютером, вашей машиной, квартирой. Кто мог узнать ваш пароль?
— И об этом мы уже говорили. Нашу сеть взломали.
В кухню вошла домработница, забрала пакет с мусором, сказала Хартманну, что придет через неделю, и ушла, закрыв за собой дверь.
— Я хочу помочь, — сказала Лунд.
Светлые брови Хартманна взлетели.
— Правда хочу.
— Поговорите с Риэ. Она нашла какие-то следы в системе. Кто угодно мог добраться до паролей. Я пользуюсь одним и тем же паролем для всего. Риэ составила для вас список тех, кто мог бы вас заинтересовать. Есть один служащий…
— Я бы хотела взглянуть на этот список.
— У меня наверху должна быть копия, сейчас принесу.
На лестнице Хартманн остановился:
— Угощайтесь пиццей, если хотите. Мне одному это не осилить.
— Мне нужен только список. Но все равно спасибо.
