— А вы как думаете?
Майер лизнул палец и перелистнул еще несколько страниц.
— Я думаю, произошло что-то такое, чего он стыдится. Или он совершил поступок, о котором не хотел писать. Вот послушайте это. — Он зачитал отрывок: — «Я потерял голову. Нужно покончить с этим, или я не выдержу».
— Это пустая трата времени, — сказала она.
— Лунд! — снова окликнул ее Свендсен, подняв руку с телефоном.
— Нет, — вмешался Майер. — Она не будет говорить со своим бывшим.
— Вас просит перезвонить Мортен Вебер. Он застал Олава Кристенсена, когда тот говорил с кем-то по телефону про выплаты. А потом парень вообще сбежал из ратуши.
— Олава Кристенсена необходимо задержать. С этими выплатами нужно разобраться.
— Вот это и вправду будет трата времени, — буркнул Майер.
— Кристенсен знает, кто пользовался квартирой. Он выслуживался перед кем-то.
Майер заложил руки за голову и вздохнул:
— И откуда это вам известно?
— От Мортена Вебера. Отследите телефон Кристенсена.
Она набросила ремень сумки на плечо и направилась к выходу.
— Здесь нечего искать.
— Мы не закончили, Лунд!
На улице было холодно. Лунд кинула в рот пастилку «Никотинеля» и повела машину в центр.
Тайс Бирк-Ларсен сидел на кухне, постукивал ключами по столешнице и ждал звука ее шагов на лестнице.
Он не переоделся, так и остался в рабочей одежде. Ему было неуютно. Их общий дом менялся, и они менялись вместе с ним.
— Прости, я задержалась, — сказала Пернилле, открывая дверь. — Мне никто не звонил?
— Нет.
Она была возбуждена — Бирк-Ларсен заметил, что это особенное состояние появлялось у нее всегда, когда выдавалась возможность поговорить о Нанне. Только тогда она ненадолго возвращалась к жизни. Он начинал ненавидеть эти моменты.
— Я так рада, что съездила. Они выбрали не тот шрифт. Получилось бы плохо. — Она прислушалась. — А где мальчики?
— У твоих родителей.
— Почему?
Бирк-Ларсен смотрел на лица, вмерзшие в стол.
— Нам нужно поговорить об этом, Пернилле. Мы должны…
Она не слушала. С распахнутыми глазами она смотрела мимо него, в открытую дверь комнаты дочери. Она пошла туда. Голые стены, голые полки. Ни стола. Ни ковра. Ни одной фотографии. Исчезла одежда. Осталась только узкая кровать и на ней матрас. На подоконнике пусто, горшки с цветами тоже исчезли.
Он по-прежнему сидел за кухонным столом, спиной к ней.
— Где ее вещи? — проговорила она тусклым голосом.
— Антон писается в кровать третью ночь подряд. Эмиль говорит ужасные вещи. Если бы ты слышала их, ты бы поняла.
Она быстро прошла обратно на кухню, спросила опять:
— Где ее вещи?
— В фургоне. Позже я отвезу их в Вальбю на хранение. Мы все сохраним, но здесь они нам не нужны.
Неожиданно она попыталась схватить со стола ключи от грузовика Бирк-Ларсена. Он прикрыл связку рукой.
— Дай ключи.
— Нет. Мы больше не можем так жить. Мы завязли в этом. Я не позволю, чтобы так продолжалось.
На ее лице вдруг появилось выражение, которое он сначала не понял. И только потом смог подобрать слово: ненависть.
— Ты не позволишь?
Она бросилась к лестнице, бегом спустилась в гараж. Когда он догнал ее, она уже стояла у шкафчика с запасными ключами.
— Послушай же меня, Пернилле.
Она перебирала гроздья ключей на крючках.
— Послушай! Поход в лес отменили из-за твоего выступления по телевизору. Ты понимаешь, что происходит?
Она оттолкнула его, молча протиснулась мимо, вышла во двор к припаркованному фургону, попробовала открыть замок.
— Я переживаю не за себя, а за детей. Они не заслужили такого…
— Открой машину, живо!
Бирк-Ларсен запнулся:
— Не говори со мной таким тоном. Я ни в чем не виноват.
— Открой машину!
Он вытащил из кармана ключи, нажал на кнопку сигнализации. Она распахнула дверцы кузова.
Вот они, фотографии и мебель. То, что осталось от жизни Нанны, смотрело на нее сейчас из заскорузлого нутра грузового фургона.
— Я отвезу все на склад. Все будет в целости и сохранности. Ничего не потеряется.
Она встала на подножку и забралась внутрь. Бирк-Ларсен утер глаза ладонью:
— Пернилле.
Сначала она собрала фотографии. Потом свободной рукой подхватила торшер. Слезла на землю и посмотрела на него:
— Сейчас я отнесу это на место. Потом поеду за мальчиками.
— Пернилле…
— Или я здесь всего лишь тень? — спросила она. — Кукла в постель? Прислуга, чтобы стирать твое белье и ухаживать за твоими детьми? С которой даже не говорят. У которой не спрашивают… о…
Слова иссякли, на этот раз у обоих. Психологи в группе поддержки говорили, что нужно оставить смерть Нанны в прошлом. Ему казалась разумной идея вынести вещи из ее комнаты. Он просто делал то, что ему говорили. Разве не этого от него ожидали с тех пор, как он женился? Разве не поэтому он стал новым, послушным Тайсом, усыпив в себе Тайса прежнего?
— Когда я вернусь… — продолжила она с лицом жестким и злым.
Пауза длилась невыносимо долго. Ему показалось, что его сердце остановилось. Они никогда так не ссорились. Хотя порой и не разговаривали почти — просто не было нужды. Сейчас, когда они застряли в этом жутком кошмаре, все изменилось. Мысли, которые раньше проплывали, не облекаясь в форму слов, теперь врывались в их жизни и били наотмашь, требуя, чтобы их услышали.
— Когда я вернусь, тебя здесь быть не должно, — сказала она.
Он застыл безмолвной колонной, в голове — бессвязные обрывки мыслей. А могло ли все быть по-другому, вдруг подумал он. Можно ли было прожить это иначе. Можно ли было выбрать другой путь.
Но ответа так и нашел.
— Хорошо, — выговорил он непослушными губами, глядя, как она уходит.
Лунд сидела за рулем своей машины, слушая раздраженный голос Брикса через гарнитуру телефона.
— Что вы опять творите, черт побери?
— Я заезжала к Олаву домой. Его там нет. Теперь еду к его сестре, у меня есть адрес.
— Зачем он вам вообще?
— Затем, что он как-то замешан. Его мобильный засекли?
— Нет, Лунд. Я отозвал розыскные действия.
Она сняла ногу с педали, на секунду отпустила машину. Справилась с собой и спросила:
