— Да ладно. Я же вижу — вы о чем-то думаете. Уже изучил вас.
— И о чем же я думаю?
— Это вы мне скажите.
— Я просто устала, как и вы. Только и всего.
Вернулся Брикс. Юридическая служба сочла полученные улики достаточными для передачи дела Нанны Бирк-Ларсен в суд. Убийцей признан Хольк. Расследование официально закрыто. Майер согласился сообщить новость родителям девушки.
— А как со Швецией, Лунд? — спросил он, помявшись. — Есть новости?
Она подхватила коробку.
— Пока нет.
Брикс почесал ухо. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— У меня в кабинете есть бутылка отличного виски. Если вы не против. Есть повод для праздника — и у вас, и у остальных. Это было долгое и трудное дело. Особенно для вас двоих. Наверное… — Он кашлянул. Посмотрел на них. Улыбнулся без малейшего намека на сарказм. — Наверное, я тоже усложнял вам жизнь. Когда в игру вступают политики, сложностей всегда прибавляется…
— Я бы выпил, — сказал Майер и вышел.
— Я подойду через минуту, — сказала Бриксу Лунд.
Брикс тоже ушел. Из коридора донеслись голоса, взрывы смеха. Ни один голос не показался ей знакомым.
Оставшись в одиночестве, Лунд вернулась к стеллажу и выбрала несколько папок. В первой содержались сведения о пропавших женщинах, собранные за последние десять лет. Всего несколько имен. Ничего интересного. Человек, которого она попросила собрать эту информацию, был старым служакой со слабым здоровьем. Когда-то отличный оперативник, теперь он вынужден был копаться в архивах в поисках чего-нибудь ценного.
Десяти лет оказалось недостаточно. Поэтому он копнул глубже. Успел проверить двадцать три года до того, как Брикс отменил задание.
Тринадцать пропавших женщин. Все молодые; никакой связи с городской администрацией. Ничего общего с человеком по фамилии Хольк. И ничего, что указывало бы на серийного убийцу. Хотя это не означало, что его не было.
Она дошла до последнего дела, самого старого. Это случилось двадцать один год назад.
Цвета на фотографии поблекли. Метта Хауге, студентка, двадцать два года, длинные темные волосы, открытая, беззаботная улыбка. Крупные белые серьги.
Лунд посмотрела на страницы так и не раскрытого дела и уселась за стол.
Телефон не умолкал, кроме Вагна Скербека, ответить было некому. Лотта стояла рядом в коротком, довольно откровенном топике. Понятно для кого.
— Мне плевать на ваши сроки! — проорал он в трубку и швырнул ее на рычаг. — Гребаные журналюги. — Он хмуро посмотрел на нее. — Ты чего так вырядилась? Не холодно?
Не дожидаясь ответа, он снова начал копаться в неисправном двигателе.
— От Тайса ничего не слышно? — спросила она.
— Скоро вернется. Черт знает где его носило.
Лотта улыбнулась ему, подрагивая ресницами. Как будто он пацан зеленый, чтобы запасть на это.
— Вагн, не стоит рассказывать Тайсу о вчерашнем. Не надо ему знать. Пусть это останется между нами.
— Теперь вы хотите, чтобы я ему еще и врал. Господи, я работаю без выходных, принимаю заказы, чиню машины. Неужели здесь за все отвечаю я один?
У входа в гараж раздались тяжелые шаги. Вернулся Бирк-Ларсен — черная куртка, черная шапка, на небритом лице ссадины.
Лотта выдавила кривую улыбку:
— Привет, Тайс. Ты уже слышал? Полиция нашла убийцу. Они обещали приехать через час.
Не глядя на них, он прошел в контору, встал перед расписанием на неделю.
— Слышал, — наконец сказал он. — Где Пернилле?
— А ты как думаешь? — закричал Скербек.
Лотта уставилась на свои туфли. Бирк-Ларсен повернулся и посмотрел сверху вниз на хлипкого человека в красном комбинезоне, который нервно переминался с ноги на ногу в двух шагах от него.
— Что?
И тут Скербек взорвался:
— Нечего глазеть на меня! — Он ткнул пальцем в сторону лестницы. — Она там, где должен быть ты. Здесь. А ты свалил неизвестно куда!
Бирк-Ларсен развернулся к Скербеку всем телом, склонил большую голову набок и молча смотрел на него узкими холодными глазами.
— Даже на кладбище не соизволил явиться. Что, слишком занят был, алкаш несчастный? Все с ног сбились, пока тебя искали. Мы были здесь с Пернилле и мальчиками. А вот где ты был, мать твою?
Лотта на всякий случай отошла в сторону.
Скербек смело шагнул к Тайсу, глядя на него в упор:
— Ты струсил, сбежал, как последняя скотина. Здесь все летит к чертям, и я больше не буду тащить этот воз один. Хватит, наелся!
Он стянул рабочие перчатки, швырнул их на сломанный двигатель.
— Сам разгребай это дерьмо.
Смахнув на пути к выходу инструменты и банки с верстака и пнув попавшуюся под ноги канистру, он выбежал на улицу.
Бирк-Ларсен молча проводил его глазами, потом повернулся к Лотте.
— Что случилось? — спросил он.
Она испуганно молчала. Его большая рука опустилась ей на плечо.
— Лотта, я хочу, чтобы ты рассказала мне, что произошло. Прямо сейчас.
Кухню заливало холодное зимнее солнце. Цветки в горшках, школьное расписание на стене, детские рисунки. Дверь в комнату Нанны открыта. Все на своих местах, все как прежде.
Пернилле сидела у стола спиной к входу и смотрела на залакированные фотографии, когда появился Тайс.
Он прошел к плите и налил себе чашку кофе.
— Вчера ездил в Хумлебю, — сказал он, не глядя на нее. — В доме не так все плохо. Лучше, чем я думал.
Сел за стол, бросил взгляд на утреннюю газету. На всю первую страницу огромная фотография Йенса Холька и рядом — поменьше — Нанны.
Пернилле казалась бледной. Должно быть, похмелье. А может, ей стыдно. Думать об этом не хотелось. Он подтянул газету к себе, уткнул в нее крупное, обросшее колючей щетиной лицо. Фотографию Холька наверняка взяли с предвыборного плаката. Вполне благопристойный вид, дружелюбный взгляд, внушает доверие. Столп столичного общества, любящий глава семейства.
— Говорят, его застрелили, — пробормотал Бирк-Ларсен.
Она смотрела на него. Глаза блестели от слез и никогда еще не казались такими огромными.
— Тайс. Я должна тебе что-то…
— Это все не важно.
По щеке Пернилле медленно покатилась тяжелая крупная капля.
Тайс поднял руку и осторожно вытер ее.
— Это все ерунда.
Она уже не сдерживала слез. А он думал, почему же ему не дано заплакать так же, как ей. Почему он не способен облечь в слова чувства, разрывающие ему сердце.
